Глава 1.
Запретный плод сладок.
«Дырку что ли в небе просверлили? Так я, пожалуй, до дома по деревьям буду добираться».
- Маркова! А- ну слезь с подоконника!
Фаня гаркнула так, что я чуть не рухнула с него. Фаня - это наша биологичка: дородная тётка с причёской «кичкой» и вульгарным ярким макияжем. Может быть, если бы такой макияж был на какой-нибудь студентке- практикантке, это было бы красиво, но на этой, с позволения сказать, мымре, он смотрелся как маска какого-нибудь ацтекского Уинцилопочти (и откуда только я этого почти выкопала? Из маминых журналов, наверное). Фаней она стала почти сразу, как пришла к нам в школу: фамилия у неё была Фанина - ну, вот так и прозвали. «Что там Машка, в унитаз что ли провалилась?» - раздражённо подумала я, направляясь в сторону женского туалета. Машка Рябинина - этакая пионерка- комсомолка-ботаничка, образец прилежности, воспитанности, аккуратности и вообще, всего того, что, наверное, каждая вторая мать мечтает видеть в своём ребёнке. Только не у всех эти мечты сбываются. У моей вот - не сбылось. Не получилось из меня семейной гордости, а получилось… То, что получилось: прогульщица, вольнодумка, почти хулиганка и почти хамка. Почему «почти»? Да потому что на полную всем этим качествам не даёт развиться ни «любимая» школа, ни властная строгая маман. Ну да сейчас не об этом. Машка Рябинина: вместе росли, живём в одном дворе. Наши мамы хорошо дружат. Мы с ней полные противоположности, но, видимо, оправдываем известный любому школьнику (даже мне) закон о том, что противоположности притягиваются. Вот и притянулись: я, каждый вечер, вытаскиваю её на улицу, чтобы хоть немного отвлечь от книг, а она меня - из двоек, чтобы удержать в школе до выпускного.
- Слушай, Маш, может в «Макдак»?
- Ты что? География же.
- И что? Последняя в году что ли? Год только начался.
Рябинина ничего не ответила. «Ага, молчишь? Значит, понравилась идейка», - усмехнулась я про себя, наблюдая за стройной, среднего роста русоволосой девочкой, которая в своём сером в клеточку платьице и с косичками с белыми бантиками, была похожа именно на девочку, а не на шестнадцатилетнюю девушку. Даже тут она была противоположность мне: высокая, темноволосая, в джинсах, футболке и кроссовках «Addidas» я была не то чтобы модницей, но и не дурнушкой. Модница у нас Люся Кучеренко, но о ней чуть позже.
- Ну что? Идём или нет? А-то щас звонок будет - не уйти потом.
Машке очень хотелось в «Макдональдс» (тем более, что и карманные деньги у нас были: нашим мамам, которые вместе работали на швейной фабрике, вчера выдали зарплату), но прогула в журнале не хотелось. Видимо, моё обаяние и жажда свободы сделали своё дело. Потому что, закинув русую косичку за спину, она сказала, махнув рукой:
- А и чёрт с ним! Пошли.
***
- Слушай, а, ты о чём мечтаешь? - спросила я, делая глоток молочного коктейля через трубочку.
Нам посчастливилось занять столик у окна, где нас не могли побеспокоить (ну, разве что, чтобы познакомиться - шучу).
- Чё это ты вдруг? - выгнула бровь Рябинина.
- Ну так… Просто, смотрю я на тебя и думаю: о чём же мечтает девушка, при взгляде на которую мысленно возвращаешься во времена пионерских галстуков и школьного гимна.
- А что, всем ходить как Кучеренко? С открытым пупком и брюках, держащихся на честном слове?
Подруга явно обиделась, потому что тут же откусила огромный кусок гамбургера с такой злостью, как будто бедный «бутерброд» был виноват, а не я.
Люся Кучеренко, которую Машка так невзлюбила, пришла к нам год назад (они с родителями переехали из Москвы, потому что у её отца открылось тут какое-то своё дело, обещающее какие-то там «золотые горы»): «и в решёточку заборы». Красивая голубоглазая длинноногая блондинка в модных шмотках (извините, вещах), мини- юбках и джинсах с низкой талией, сразу получила красивую кличку Барби. Будучи самой богатой из всех из нас, Барби пользовалась дополнительным авторитетом среди одноклассников и, чтобы подкрепить его, частенько устраивала у себя «на флэту» вечеринки. Поскольку лично у меня дружбы с Барби не получилось (я была «слишком грубой и примитивной» для её круга), то меня на эти вечеринки не приглашали. Но, не скрою - мне ужасно хотелось там побывать, потому что по рассказам ребят, там крутилась самая модная музыка, было много места для танцев и, самое главное, можно было пить и курить совершенно свободно, потому что все «тусовки» устраивались в то время, когда Люськиных родителей не было дома. В общем, кто завидовал Люське. Кто ненавидел её - смысл от этого не менялся, потому что - всем всё равно хотелось хоть раз побывать у неё дома и вдохнуть глоток «модной», «понтовой» свободы.
- Да ладно, Маш, не обижайся, - я примирительно пододвинула к ней картонную коробочку картошки- фри, - я это так просто…. Но, всё же: вот закончим мы школу, и что? Как ты дальше будешь устраивать свою жизнь? Я же должна быть в курсе планов лучшей подруги.
- Подхалимка, - коротко рубанула Рябинина, но на вопрос всё же ответила, - я ещё не думала, но, думаю на химфак пойду. Ну, встречу там кого-нибудь…
- Угу, лаборанта с третьей парты.
- Так, всё! Ну, тебя, знаешь куда?..
Машка снова надула губы и принялась за еду. Я-то понимала, что, возможно, ей действительно, было обидно: она говорит всерьёз, а я издеваюсь, как хочу. Я согласна, но…. Её видение дальнейшей жизни казалось мне настолько скучным, серым, пресным, что я не могла слушать о нём без того, чтобы «не подсолить».
- А ты о чём мечтаешь?
Маша была обидчивая, но отходчивая, поэтому, на десять лет нашей дружбы, мы почти никогда серьёзно не ссорились.
- Ну-у-у, не знаю…. Хочу жить красиво, интересно, ярко, - ответила я, задумчиво глядя на проезжающий мимо чёрный «BMW» с тонированными стёклами.
- Это как?
- Ну, вот, ты фильм «Интердевочка» видела?
Услышав название запретного для нас фильма, Рябинина покраснела как рак, потом отпрянула, выронив
оставшийся гамбургер, соус от которого растёкся по столу неприятной белой лужицей:
- Ты что, проституткой хочешь стать?
- Да нет! Я тебе немного не о том. Кстати, а ты-то зачем этот фильм смотрела? Ты ж такое не смотришь. Там же се-е-екс!
Последнее слово я сказала громким страшным шёпотом, которым такие вещи и должны были произноситься при детях. Потом, не выдержав, расхохоталась в голос. Машка покраснела ещё больше. Потом посмотрела на часы:
- Пошли, давай, а-то на химию опоздаем.
- Ну да- ну да, тебе ж ещё за лаборанта замуж!
- Слушай! Я тебя когда-нибудь…
- Колбами закидаешь?
Вот так вот, весело смеясь и поддавая друг другу пендали для ускорения, мы побежали в школу. Очень жаль, что у нас было сейчас так мало времени, ведь, именно сейчас, Машка начала «оживать», вылезла на несколько минут из своей книжно- учебной «скорлупы», став обычной, современной девчонкой девяностых (на дворе был 1994 год).
***
Оставшиеся уроки утекли зря прожитым, как мне казалось, временем, как вода сквозь пальцы. Зато после них произошло то, чего я ну никак не могла ожидать: ко мне подошла Люська Кучеренко!
- Слушай, Ленка, а ты что сегодня вечером делаешь?
«Надо же, «Ленкой» стала. Хоть не «Марковой». Странно даже».
- Да не знаю, пока, а что?
- Есть одна темка…. Хочешь с нами в клуб?
- Куда?
У меня даже глаза расширились от удивления и лёгкого шока. Ночной клуб! Это место - мечта всей современной молодёжи от пятнадцати, до.… Не знаю, до скольки там у нас люди себя молодёжью считают. Те из нашего (да и параллельного тоже) класса, кому удалось хоть раз оказаться в ночном клубе, считались крутыми, или, как сейчас говорили, «продвинутыми». А теперь и я, если это, конечно, не шутка, могла приобщиться к «этилу». Могла, но, вопрос: отпустит ли мать? И, второй вопрос: почему Барби решила, вдруг, пригласить меня? «Никак земля скоро налетит на небесную ось».
- В «Метро». Мы там всё время собираемся.
- «Мы» - это кто?
- Я, Маринка и…. - Барби загадочно подмигнула мне, - Там ещё два парня придут - студенты. Мы с ними вчера познакомились. Такие классные парни!
«Интересно, а я там зачем?» - подумала я, но вслух не спросила, боясь спугнуть удачу.
- Ну, ладно, я постараюсь вырваться из дома.
Я широко улыбнулась, маскируя собственную неловкость и сказанное глупое «вырваться из дома». «Подумает ещё, что маменькина дочка». Так, конечно, оно и было, но не потому, что я сама так хотела, а потому что характер и методы воспитания маман просто не оставляли мне выбора.
- Окей, тогда завтра в семь у клуба, - прощебетала Люська и убежала.
Она-то убежала, а вот я ещё некоторое время стояла, замерев, как истукан. Потом побежала искать, опять куда-то девшуюся Машку.
- Блин, Ленка! Я так и знала, что ты поведёшься! Это наверняка очередной её прикол.
Да-а-а, Машка умеет разделить радость подруги!
- Знаешь что, Рябинина! Завидуешь - завидуй молча!
Оставив подругу на полдороги, я стремительным шагом пошла в сторону дома, демонстративно сложив, надоевший уже зонт. Только, интересно, кому и что я демонстрировала? Ей? Это вряд ли, потому что сейчас, будучи на волне эйфории, я была безумно зла на Машку. Мне казалось сейчас, что она хочет отделить меня «от нормальных людей», утащить в свой ботанико- химический мир, чтобы ей не было скучно там одной. Я даже не помню, как дошла до дома, потому что в голове уже роились тысячи идей того, как одеться, как общаться, о чём говорить, как знакомиться с этими двумя мальчиками. «Надо же! Студенты! Круто! И где только Люська их находит?»
Войдя в квартиру, я направилась в свою комнату, думая, что пока мамы нет дома, я спокойно оденусь, накрашусь и…. Мало того, что мама оказалась дома, так ещё и с ведром и шваброй!
- О, Ленка, пришла уже? Давай, раздевайся и, давай. Вторую швабру в руки - и вперёд. Я тут генеральную уборку затеяла.
- А, по какому поводу? - выдавила я, чувствуя, как моя эйфория «сдувается» как проткнутый воздушный шарик.
- Дядя Гена из Москвы приезжает.
Я закатила глаза:
- Началось в колхозе утро!
Дядя Гена - это особый член нашей семьи! Мамин старший брат. В Советское время работал толи в КГБ, толи около того. В 91- ом, вовремя сообразив, что страну начинает пучить, ещё в июле аккуратно примкнул к, набирающей силу, Ельцинской оппозиции. Он сделал это так изящно, что его не разоблачили даже свои. После провала ГКЧП, окончательно разуверившись в победе коммунизма, дядя Гена, некоторое время жил с нами в Ленинграде, потом, когда «вздутие живота» у России прошло, вернулся в Москву и, так и, оставшись в звании полковника (только, теперь уже, без приставки КГБ), пошёл служить в родную московскую милицию. Я не любила дядю Гену: чёрствый безэмоциональный сухарь, который, где бы он не появлялся, превращал всё, толи в казарму, толи в милицейский участок. Доходило даже до того, что когда он бывал у нас летом, я не могла даже погулять до одиннадцати, потому что обожаемый дядюшка появлялся, откуда не возьмись и, напугав меня до полусмерти своим появлением, быстренько утаскивал домой.
- А на фига он приедет-то?
- Дела у него здесь какие-то. По работе. Ну, ты идёшь помогать?
«Хорошо хоть завтра приезжает. Значит, сегодня в клуб попадаю без проблем».
- Да- да, мам, иду…. Ой, нет, не иду. Бли-и-ин! У нас контрольная завтра. Две. Мне готовиться надо.
Мама удивлённо посмотрела на меня, не понимая, шучу я или говорю серьёзно. Она, видимо, настолько привыкла к моим «лебединым озёрам» и «деревенским частоколам», что сам факт того, что Я собираюсь ЗАНИМАТЬСЯ, чтобы подготовиться к контрольной, ввёл её в кратковременный ступор. Чем я, собственно, и воспользовалась. Прибежав в комнату, открыла шкаф и, покидав пару тройку вещей, туфли и косметичку в пакет, кинула сверху пару- тройку книг и тетрадей (чтобы видно было, что в пакете лежит что-то прямоугольное), снова пробежала в прихожую, пропрыгав через мокрые пятна на вымытом полу.
- А ты куда это?
- А я к Машке.
- К Машке! Самой пора за ум браться. До каких пор она тебя тянуть будет?
- Ну, я же не репка, ма. Вытянет.
Сказав это, я быстро выскочила из квартиры, чтобы меня не завалили вопросами, особенно, во сколько я вернусь. Машка была единственным человеком, к которому меня отпускали без проблем. Проблема сейчас была только в том, что с Машкой нужно было помириться…
Прежде, чем нажать на звонок Машиной квартиры, я долго топталась на пороге. Наверное, если бы я курила, сейчас сделать это было бы самое время. Но, я не курила, поэтому пришлось успокаиваться исключительно самовнушением того, что Маша не зверь и не людоед: не приласкает, но и не покусает. Решившись, я позвонила. Долго никто не открывал. Потом послышались шаги и приглушённый Машин голос:
- Кто?
- Эм…. Маша? Это я, Лена.
Молчание.
- Маш, ну…. Прости меня. Дурой была.
Хоть Машка и не видела меня из-за двери, но я опустила глаза в пол и, наверное, покраснела, потому что лицо обдало жаром. Замок щёлкнул и дверь, наконец, открылась.
- Сомневаюсь, что ты перестала ею быть. Проходи.
В другой ситуации, я бы начала изображать праведный гнев «поруганной чести и достоинства», но сейчас для меня было настолько важно помириться с Рябининой, что я прошла в квартиру молча. Аккуратно поставив в угол уличную обувь, я прошла внутрь. Квартира у Маши была уютная, хотя и немного старомодная. Кухня ничем не отличалась от нашей, даже мебель была такая же, (а, что вы хотите? 1994 - никто ещё от «совка» не отошёл). А вот в обоих комнатах почти везде стояли книги. В комнате Машиной мамы стояли какие-то антикварные статуэтки (довольно тяжёлые - такими можно и убить). Было много мягких игрушек, на журнальном столике лежала вязаная Машкой кружевная салфетка. Также на большой тумбе стоял цветной «рубин», который, по вечерам, наверное, не могла «поделить» вся семья. В Машиной комнате, помимо полуторной кровати, тумбочке и, всегда содержащегося в идеальном порядке, письменного стола, стоял большой стеллаж с книгами и комод орехового дерева (наследие времени «великой фарцовки», когда всё ещё можно было достать не за деньги, а за знакомства).
- Маш, ты на меня не обижаешься?
Я понура села на кровать, теребя подол футболки и избегая смотреть подруге в глаза.
- Надо было бы, - прохладно ответила она, - но, жалко мне тебя. Да и мамы наши дружат…..
- Причём тут мамы? - обиделась я, - И, зачем меня жалеть? Я что тебе - дебилка на поруках?
- Ты мириться пришла, или дальше ругаться?
- Извини.
С минуту мы молчали. Потом Рябинина сказала, как ни в чём не бывало, (нет, всё-таки, мне нравилась её отходчивость):
- Ладно, я так понимаю, ты к завтрашним контрам готовиться пришла?
Не дождавшись ответа, девочка пошла в другую комнату за вторым стулом.
- Ну, как бы не совсем, - замялась я, открывая пакет, но пока ничего оттуда не вынимая.
- В смысле?
- А что, к тебе просто так нельзя зайти?
Машка хохотнула:
- Можно, но у тебя в мешке учебники, а к контрольным готовиться ты не собираешься.
- Ну…. Меня Барби в клуб пригласила.
- Ну, понятно, - Рябинина прислонилась к столу и, положила руки на колени, сцепив пальцы в замок, - а ты, значит, меня с собой позвать решила?
В вопросе подруги был явный сарказм - она прекрасно понимала, что никуда её звать я не собираюсь, но мне стало неловко и стыдно.
- Маш, прикроешь меня? Ну, если мать позвонит, скажи там, что я у тебя осталась, - натолкнувшись на неприветливый взгляд одноклассницы, я вскочила и, всплеснув руками, запальчиво затараторила, - ну, ты пойми! Это ж…. Это ж такая везуха! В клуб, представляешь? Они с Маринкой обещали меня с мальчиками познакомить. Со студентами, представляешь?!
- Ещё и с Ивановой! - вздохнула Машка.
Не любила она рыжеволосую зеленоглазую Маринку, похожую на средневековую распутную ведьму, что голая танцует в полнолуние, соблазняя всю мужскую часть населения села. Мне она, правда, тоже не особенно нравилась: если Люська просто флиртовала с парнями, (хотя и достаточно раскованно), то Марина почти сразу переходила к активной фазе интимных отношений.
- Ну, я-то, предположим, могу тебя прикрыть, - сдалась, наконец, подруга, - а маме своей я что буду говорить?
- Ну…. Скажи ей, эм-м-м, что-нибудь.
- Ага: «Маша, где Лена?» «Мам, оана, «что-нибудь».»! Замечательно!
Рябинина сама не выдержала и расхохоталась. У меня отлегло от сердца. Обняв подругу, я пламенно расцеловала её в обе щеки, как Брежнев Суслова.
- Ой, ой, подхалимка! С тебя потом неделя беспрекословного выполнения домашнего задания.
- Слушаюсь, мой генерал! - отсалютовала я. Приложив руку козырьком к голове.
- К твоей не прикладывают.
- Ой, да ну тебя! Слушай, я, тогда у тебя переоденусь, ладно? Как думаешь, какая лучше? Эта, или эта?
Я продемонстрировала подруге короткую чёрную кофточку с закрытой грудью, зато с наполовину открытым животом (кофточка немного блестела из-за люрикса), и серебристо-серую переливающуюся тонкую кофточку, также с длинными рукавами и v- образным вырезом.
- Я бы ни то, ни то не надела, - резюмировала Маша, скептически оглядывая предложенные вещи.
- Блин! Я не спрашиваю, что бы ты надела. Я спрашиваю, какая мне больше идёт?
- Ну, тогда чёрная. В ней хоть грудь закрыта.
«Тьфу, блин! Девочка- ромашка!» Надев чёрные обтягивающие брюки с отливом и такого же цвета туфли на среднем каблучке, я вышла к Машке в…. Серебристой кофте с v- образным вырезом!
- Баба- Яга всегда против? - хмыкнула Рябинина, оглядывая мой внешний вид, к которому теперь прибавились распущенные, нарочно взлохмаченные волосы а- ля «Авария - дочь мента» и довольно яркий макияж: густо наложенные серые тени, удлинённые за счёт туши ресницы и яркая коралловая помада, взятая у мамы напрокат (правда, без её ведома). Ногти я красить не стала, потому что это было уж чересчур вульгарно. Хотя и без лака Машка умудрилась определить меня, как «»Интердевочку» часть вторая».
- Ну, всё, я побежала, - сказала я, глядя на часы, - ещё доехать надо.
- Подожди! А вещи?
- Ты что? Куда я их там дену? Манька Полеванова в сельский клуб пришла?
- Я Рябинина, вообще-то, - засмеялась девочка, - ладно, иди уж….
Я улыбнулась и, помахав ей, шагнула за порог. Рука, опустившаяся мне на плечо, заставила обернуться.
- Лен, будь осторожна, - лицо подруги было как никогда серьёзным, в серых глазах застыла тревога.
Я даже опешила, не подозревая до этого момента, что кто-то, кроме матери, может за меня переживать.
- Да, это самое…. Ладно тебе…. Нормально всё будет.
Чмокнув Машу в щёчку, я вышла из квартиры.
***
У клуба стояла такая очередь, что создавалось ощущение, что мы вернулись в голодный 1992, когда в одни руки давали ВСЕГО по одной штуке. «Блин, ну, и где я их тут найду?» Осторожно проталкиваясь сквозь толпу смеющихся, орущих и матерящихся молодых людей, я искала знакомые светлые локоны и копну рыжих волос. К слову сказать «рыжую копну» было найти легче, чем «светлые локоны», потому что их здесь было в избытке. Здесь вообще нельзя было ничего разобрать и никого узнать, в том числе и, кто какого возраста: девушки накрашены, примерно, как я, а некоторые ещё ярче. Почти все парни в кожаных куртках, с сигаретами и выпивкой. И продвигалась вся эта толпа в час по чайной ложке, налетая друг на друга, распихивая друг друга локтями и наступая на ноги.
- Ленка! Иди сюда!
Маринка подпрыгивала, будучи уже впереди и махала мне рукой. Рядом с ней стояла Барби, одетая, действительно, как Барби: розовая атласная кофточка (или маечка?) на тонких бретельках и пышная белая юбка, в которой, по-видимому, опасно наклоняться. Туфель её я не видела, потому что в такой толкучке и это-то было видно с трудом. Маринкин наряд тоже не блистал разнообразием: кофточка у неё была того же фасона, что и у меня (только золотистая), а вот вместо брюк была, по виду кожаная, блестящая красная юбка, похожая больше на широкий пояс и, кажется, длинные чёрные сапоги, вроде бы блестящие. «Вот, где шлюха-то! Интересно, что бы Машка сказала? Или сразу «Валидол»?»
Первое, что ошарашило меня, когда мы вошли внутрь, это почти полная темнота помещения, в которой только изредка пролетали острые лучи бело- голубых прожекторов. Неприятно пахло алкоголем, потом и сигаретами. Правее танцпола, на первом и втором этажах располагалась зона отдыха, где стояли столики и уютные диванчики, (даже уютнее, чем в «МакДональдсе»). Ещё дальше находился ряд каких-то помещений с полупрозрачными занавесками, вместо дверей, назначения их (комнат), я не знала. Взяв меня за руку, Барби потянула за собой в дальний угол зала. Мы сели за столик.
- Что пьём, девчонки? - спросила она, вальяжно расположившись на красном диванчике рядом с Мариной. Я сидела напротив.
- Я «Маргариту», - сразу сказала Иванова, - ну и пирожных там, каких-нибудь.
- А ты? - спросила меня Барби.
- Я? А я, это….
Я вконец растерялась, начав, зачем-то, оглядываться по сторонам - тянула время. «Блин! Алкоголь-то мне нельзя. Мать убьёт. Как же быть? «Белой вороной»- то быть не хочется». К счастью, ответить я не успела, потому что к нашему столику подошли два молодых человека: один, высокий, темноволосый с красивыми карими глазами, одетый в светлую джинсовую куртку и чёрные брюки. Другой - среднего роста, короткостриженый, с русыми волосами. Судя по крепкому телосложению - спортсмен. Он, собственно, и был в спортивных штанах и в короткой кожаной куртке. Русоволосый почему-то пугал, а вот чёрненький мне понравился. Нет- нет, не в том смысле, о котором вы подумали, просто как симпатичный парень, не более того. Да и знакомилась я с ними не для флирта, а потому что ни разу не общалась со студентами, считая, что «взрослые серьёзные парни» вряд ли могут иметь что-то общее с шестнадцатилетними школьницами.
- Дима, - представился высокий, сразу садясь между Мариной и Люсей.
- Гена, - представился русый, плюхаясь рядом со мной на диван.
- Лена, - представилась я, отодвигаясь в угол.
- Ну что, девчонки, шампанского? - предложил Дима, обнимая Марину и Люсю.
«Слава богу! Это мне можно».
- Не-а, - замотала рыжей головой Иванова, - Амаретто!
«Нет. Не слава богу. Тьфу!»
- Ген, сметнись?
Гена безмолвно пошёл выполнять поручение. Дима, поняв, видимо, что я побаиваюсь его друга, засмеялся, тронув мою ругу:
- Да ты его не бойся! Он у нас только с виду такой…. Внушительный. На самом деле Генка добрый и, что немаловажно, очень исполнительный товарищ.
Я кивнула, пытаясь выдавить подобие улыбки. Хотя Дима и производил более приятное впечатление, чем его друг, но и в нём было что-то, что заставляло чувствовать себя неуютно: толи холодный взгляд, толи насмешливая улыбка, которая, казалось, вообще не сходила с его лица. «Блин! Может, всё-таки, домой? К Машке?» Тревога и неловкость, вместо того, чтобы проходить, только усиливались.
- Ну что, девчонки, гуляем?
Вернувшийся Гена выставил на стол фужер с «Амаретто» для Марины, бутылку шампанского, которая, очевидно, предназначалась нам с Люсей и бутылку «Виски». «Так- так…. Это они что же, на двоих? Чёрт…. Я как-то не так себе это представляла».
- А что у нас девушка не веселится? - Дима снова взял меня за руку и улыбнулся, на этот раз теплее и более искренне, - Угощайся.
Он пододвинул ко мне вазочку с мороженым (интересно, когда его успели принести?) и протянул бокал с пенящимся шампанским, которое Гена услужливо открыл и разлил по бокалам.
- А она у нас до сих пор сессию закрыть не может, с прошлого года, - хохотнула Люся, довольно откровенно кладя ногу на ногу так, что белая юбочка немного задралась, обнажая верхнюю часть бёдер.
«Что она несёт? Какую, к чёрту, сессию?!»
- Эм-м-м, Люсь, можно тебя на пару слов?
Та кивнула и, переглянувшись с Маринкой, поднялась:
- Мальчики, мы на минутку.
- Да хоть на две, - отозвался Гена, вальяжно сидя на диване, чуть расставив ноги.
- Я сгораю в ожидании! - явно паясничал Дима, театрально заламывая руки.
Зайдя в женский туалет, я взяла Люсю за руку и спросила, ошарашено глядя ей в глаза:
- Это чё такое? Какая, на фиг, сессия???
Барби потупила взор, прикусив губу. Потом ответила, переминаясь с ноги на ногу. Тон её
был неправдоподобно доверительным:
- Ну, понимаешь…. Я забыла тебя предупредить, но, мальчики не знают, что мы школьницы.
- Что??? А как…? Что ты им сказала?
- Что мы студентки филфафка, что учимся на втором курсе.
- Это мы-то второкурсницы? Ты бы нас ещё аспирантками представила!
- Ну, тут я, конечно, перегнула палку, но они похоже, даже не поняли ничего.
Видя моё замешательство, блондинка широко улыбнулась и потянула меня за руку:
- Пошли! Оторвёмся по-взрослому! Что ты как твоя Рябинина? Правильная такая! И скромная, как гимназистка. Смелее надо быть, а-то вся жизнь мимо пройдёт.
Я не совсем поняла, в чём мне нужно быть смелее и, почему именно без «отрывания по- взрослому» мимо меня должна пройти жизнь, но, всё-таки, пошла за Люсей, решив про себя, что раз уж я здесь оказалась, то нужно хотя бы с ней (Люсей) попробовать завести, хотя бы приятельские отношения.
А дальше были смех и веселье. Настоящее, только какое-то странное. Шампанское ударило в голову, так что я ощутила такую свободу, что сейчас смогла бы, наверное, нахамить Фане абсолютно не боясь наказания и замечания в дневник. А ещё, я могла бы показать неприличный жесть дяде Гене…. Пока я витала в своих мечтах, Гена, присутствующий здесь, медленно потянулся ко мне, положив руку на мою талию. Я вздрогнула и отстранилась:
- Вы…. Ты чего?
- Да ладно тебе.
Спортсмен придвинулся ближе. На его губах появилась противная пошловатая улыбка. Сильные руки прижали меня к мягкой спинке диванчика. Я упёрлась руками ему в грудь.
- Эй, отбой, Геныч! - вдруг послышался голос Димы, на коленях которого уже сидела Барби. Иванова полулегла на диванчике потягивая уже третью или четвёртую порцию «Амаретто», - Отстань от девочки!
Недовольный Гена отпустил меня и, угрюмо глядя перед собой, опрокинул стопку «Виски», даже не закусив. Я была в состоянии шока, поэтому сразу не поняла, насколько сильно испугалась. Налив себе ещё шампанского, я выпила его залпом и откинулась на спинку диванчика. Голова неприятно закружилась. Меня начало тошнить. Хотелось спать. «Похоже, этот бокал уже лишний», - отстранённо подумала я, рассеянно глядя на Барби, обнимающую Диму за шею и что-то говорящую ему почти на ухо. Я слышала, что. Но, во-первых, я не поняла смысла разговора, а, во-вторых, сейчас мне было глубоко наплевать на всё, что происходило вокруг меня. Такого со мной ещё никогда не было. Я не знала, хорошо это или плохо, я просто расслаблялась, как и посоветовала Люся. Она, кстати, взяла Диму за руку и увела на танцпол (кажется, это так называется). Меж тем, Гена подливал мне шампанское так, что я даже не успевала понять, как так получается, что я пью из бокала, а его содержимое не убавляется. Сидя с Геной на диванчике, я не знала, что у Барби с Димой был разговор, который и повлиял на мою жизнь, в корне изменив её….
***
- ….Ну, Люсь! Ну, что тебе трудно, что ли?
Дима умоляюще посмотрел на блондинку, которая решительно покачала головой и сказала, повысив голос, чтобы перекричать музыку и общий шум, царящий на танцполе:
- Нет, Дима. Я же сказала, что не хочу с этим связываться!
Дима помолчал немного, а потом схватил девушку за руку и, резко притянув к себе, зашептал в самое ухо:
- Если я это куда-нибудь не спрячу, у меня проблемы будут, понимаешь? Меня из института выпрут! Генке менты на хвост сели! Расколют же!
Брюнет ещё сильнее прижал к себе насмерть перепуганную школьницу, и начал целовать куда придётся: в губы, в щёки, в глаза, в шею…. Люся часто захлопала глазами и, пытаясь отстранить от себя парня, стала бить его кулаками в грудь:
- Совсем обалдел?! Пусти! Пусти, придурок!
- Люська! Мне некого больше просить, помоги! Ты баба…. Девушка. Школьница. У тебя искать никто не будет….
Кучеренко некоторое время молчала, обдумывая что-то. С одной стороны, ей хотелось помочь красавцу- Диме, но, с другой….
- Есть у меня одна идея! Только ненадолго, ладно? А-то у меня проблемы будут.
- Конечно, солнышко, - тут же успокоился Дима, поцеловав Люсю в щёку и что-то вложив ей в руку.
***
- Всё, Ген, извините, но мне домой надо, - сказала я абсолютно заплетающимся языком, пытаясь подняться с диванчика.
Парень молчал, похоже, понимая, что от меня сейчас, действительно, нет никакого толку ни в какой области. Иванова, пьяно хохотнула:
- Не умеешь ты пить, Маркова!
«Зато вы уже все и всё умеете!» - зло подумала я, пошатываясь, протягивая руку за курткой и цепляясь за вешалку. Зато, как это ни странно, Люська тут же подбежала ко мне:
- Ленка, ты чего?
- Плохо мне, - честно призналась я, ощущая подступающую тошноту.
- Пойдём, скорее. Тебе надо прочиститься.
Взяв меня за плечи, Барби повела меня по проходу. Шум музыки, голосов и смеха смешивался с шумом у меня в голове, а, по идее, крепкий пол, то и дело накренялся для меня то в одну, то в другую сторону. В глазах потемнело. «Мать меня убьёт!» - вкралась мысль в опьянённое сознание. Она, как раз, заставила меня начать думать о том, как бы так побыстрее протрезветь, чтобы самостоятельно дойти до дома. Нет, сначала до Машки - вещи-то у неё.
Приведя меня в порядок, Люся дала мне свою расчёску. Встав перед зеркалом, я придирчиво себя осмотрела: до конца ли подправила макияж и не порвалась ли где-нибудь кофточка. Я уже, практически, протрезвела, только голова немного кружилась, да язык чуть-чуть заплетался.
- Ну всё, пошли? - Кучеренко потянула меня за руку.
- Сумочку-то мою отдай, - улыбнулась я.
- Ой, - Барби рассмеялась, возвращая мне чёрную сумочку на тонком ремешке (подарок маме на день рождения).
Вернувшись к остальным, я не стала садиться обратно на диван:
- Пойду я, наверное….
- Оу, дама нас покидает?
Дима изрядно напился, поэтому вопросительная интонация давалась её с трудом.
- Мне домой надо, - растерянно улыбнулась я.
Люся и Дима переглянулись, потом блондинка кивнула:
- Иди, конечно. Мама-то не убьёт?
- Не, - она не знает, что я здесь.
- Ну и правильно, - сказал брюнет, - кто врёт складно, у того большое будущее.
- Всем пока. Спасибо, Люсь.
- Пока, до завтра.
Гена молча кивнул, Маринка помахала мне рукой. Я пошла к выходу, проталкиваясь сквозь снующих туда-сюда молодых людей.
***
Из клуба я вышла в приподнятом настроении. Похоже, у меня с Барби начали складываться дружеские…. Нет, пока ещё приятельские отношения, но ведь от них до дружбы - рукой подать. Кроме того, я общалась со студентами! Гена меня немного напугал вначале, но потом он стал обходительным и вежливым. Пирожные для меня заказал и денег не взял. С шампанским, правда, переборщила, но ведь всё хорошо закончилось. «Вот Машка обзавидуется! - думала я, спускаясь в метро и стараясь идти побыстрее (во-первых, потому что было уже далеко за двенадцать, во-вторых, мало ли что), - Хотя нет - не обзавидуется. Скривится как всегда, ещё и поучать начнёт».
В час я стояла перед дверью Рябининой, нажимая на звонок. «Птички», как назло, «пели» громко. «Блин! Сейчас родителей её разбужу - проблем потом не оберёшься». Мне никто не открывал. Я приложила ухо к двери - тишина! Всерьёз занервничав, я снова хотела нажать на звонок, но тут щёлкнул замок. На пороге появилась Машка в том же, в чём была, когда я приходила к ней, чтобы переодеться. «Значит, ещё не ложилась».
- Ты хоть знаешь, сколько времени?! - злым шёпотом спросила подруга, постучав себе по лбу, - Ты бы, блин, ещё под утро явилась!
- Да я как-то…. Так получилось. Понимаешь, там парни- студенты были….
- Да не волнует меня, кто там был! Мама твоя два раза звонила! Пришлось сначала врать, что ты, извините, в туалете, а потом, что вздремнуть прилегла.
«Блин, дома теперь завал будет! А ещё этот дядя Гена завтра….»
- Машка, спасибо, что прикрыла! Я быстренько переоденусь и пойду, окей? Твои-то спят?- я, собиралась пройти в квартиру, но Рябинина остановила меня:
- Естественно, спят! На вот, тебе твои вещи и, давай, иди домой, а-то ещё придёшь под утро.
- Слушай, ну, я же ни какая-нибудь….
- Всё! Да завтра! - раздражённо перебила Маша, закрывая дверь.
Возможности переодеться у меня, естественно, не было, поэтому пришлось идти домой, как есть. Видимо, Машин авторитет перед мамой оказывал на неё просто-таки магическое воздействие, потому что войдя в квартиру, я обнаружила, что свет везде выключен, а дверь в мамину комнату закрыта - значит спит! «Фух, пронесло!» Спрятав «клубную» одежду в шкаф, я сразу переоделась в ночное и, смыв макияж, тут же заснула, как только голова коснулась подушки….
| 
