Глава 12.
Барби для взрослых или урок на всю жизнь.

    Дни сменяли один другой, как и всегда.  Только ноябрьская погода оставалась неизменно унылой и холодной.  «Это сама природа плачет обо мне», -  иронично подумала я, шагая по лужам, затянутым тонкой корочкой льда от первых предзимних заморозок.  С момента моей, как оказалось, первой крупной в жизни кражи, прошло ещё три дня.  И два дня осталось до того момента, когда у меня вновь состоится встреча со страшным человеком с татуировками на руках.  У меня было уже сто семьдесят тысяч, осталось собрать ещё двести тридцать.  Сделать это за два дня будет нереально.  «И в классе ни у кого рубля лишнего нет.  Жадины!  Даже Кучеренко, и та дала вон сколько!»  Я была зла на весь мир: на себя, на Люську, на одноклассников и на саму жизнь за то, что подбрасывает мне такие сюрпризы.  Я шла из школы, но не домой, а в гостиницу, в которой жил сейчас дядя Гена с твёрдым намерением всё ему рассказать.  Он конечно поругает и даже надаёт по мягкому месту, но, хотя бы не убьёт, как бандиты.  О том, куда я направлялась, знала только Машка, но она обещала молчать и у меня не было оснований ей не верить -  она хоть и девочка-ботаничка, но там, где нужно, всегда меня прикрывает от мамы.
    Добралась я до гостиницы в три часа дня.  Не поздно, но на город вот-вот начнут опускаться вечерние сумерки.  Раньше мне это нравилось, теперь же, в свете последних событий, темнота на улице слегка пугала.  Почему-то всё время тянуло оглянуться и посмотреть, а не едет ли за мной чёрный джип «BMW», в котором сидят Дима с Геной.  Вот и сейчас!  Из-за поворота показалась какая-то чёрная машина, похожая на…
- Не может быть, -  прошептала я, застыв посреди улицы.  Чёрный джип медленно приближался.
- Ну, что встала посреди дороги?  Дай пройти!
Какая-то полная тётка с небольшой, но нагруженной доверху тележкой стояла прямо передо мной, осуждающе качая головой.
- А… извините, -  бросила я, не глядя на женщину и бросилась бежать. 
- Совсем молодёжь обнаглела! -  услышала я у себя за спиной, -  В наше время такого не было!
Я бежала не оборачиваясь.  Вот они -  спасительные двери гостиницы.  Вот стол администрации, где я узнала, в каком номере живёт дядя Гена.  Вот и лифт.  Только в лифте мне удалось привести в порядок дыхание и успокоиться.  «Даже если это были они, они ведь не станут приставать ко мне на людях, так?»  Мысленный вопрос был адресован то ли небесам, то ли это было просто самоуспокоение.
    Выйдя из лифта, я быстро прошла по устланному узким ковром коридору, читая на медных табличках номера.  Вот и нужный мне триста тринадцатый.  Выдохнув, я постучала.  Тишина.  Постучала ещё раз.  Снова никаких звуков за дверью.  У меня упало сердце: «неужели я опоздала?  Неужели он уехал?!»  Не дождавшись лифта, я сбежала вниз по лестнице и, подбежав к столу администратора, спросила:
- Скажите, пожалуйста, а где человек из триста тринадцатого номера?  Марков Геннадий Александрович!
Оторвавшаяся от дорогого глянцевого журнала белокурая молодая администратор смерила меня недовольным взглядом, при этом я обратила внимание, что она очень похожа на Кучеренко, только взрослее:
- Девушка, откуда я знаю.  Постояльцы нам не докладывают, куда уходят.
- Но он хотя бы не съехал?
- Нет.
Похоже я очень раздражала администратора, и она старалась как можно быстрее закончить разговор, чтобы вновь окунуться в увлекательное для неё чтенье.  Но всё, что хотела, я узнала.  Дядя Гена был в городе и пока уезжать, по-видимому, не собирался -  это главное.  «Кажется мама хотела пригласить его к нам.  Там, наверное, и поговорим».  Ещё раз зачем-то оглянувшись в сторону стола администрации, я вышла из гостиницы.  Вечерние сумерки уже окрасили небо в серо-синий цвет.  Ноябрь самый тёмный месяц года и нужно было спешить домой, чтобы мама не волновалась, да и мне не мерещились бы всякие чёрные джипы с бандитами внутри.

                                             ***

    Сидящие в джипе Дима с Геной изумлённо наблюдали за тем, как заметившая их машину Лена Маркова опрометью бросилась в сторону гостиницы «Советская».
- Боится -  значит уважает, -  философски изрёк Гена, выбрасывая за окно окурок скуренный до самого фильтра.
- В данном случае просто боится, -  не поворачиваясь отозвался Дима, задумчиво глядя на входящую в гостиницу Лену, -  только вот зачем она в гостиницу забежала? 
- Это вопрос, -  кивнул Гена.
- Логично, что не ответ, -  Дима ударил рукой по рулю и сжал зубы.  Он не любил ситуации, которые не мог проконтролировать, -  может от нас прячется?
Гена ничего не ответил.  Да Дима и не надеялся на его помощь.  В их дуэте мозги были у него, а физическая сила у бывшего спортсмена Гены.  Гены Бычкова.  Это было довольно удобно, однако Диму чем-то необъяснимо встревожило поведение Марковой.  Он не мог объяснить себе, в чём причина, но на душе у него было не спокойно.
- Мы так и будем тут отсвечивать? -  Гена поднял тонированное стекло.
- Да нет.  Не будем.  К Климу поедем, а-то он ещё с утра мне звонил.
- А как твоя девка?  Сколько уже реализовала?
- Говорит постепенно, -  Дима махнул рукой и скривился как от зубной боли, -  но, по-моему, я с ней лохонулщся конкретно.
- Ты это только сейчас понял? -  усмехнулся Гена, -  Я с самого начала был против.
Наткнувшись на сверкнувшие сталью голубые глаза напарника, Гена отвернулся и замолчал.  Он не был семи пядей во лбу, но ещё со спортивных времён у него осталась выучка просчитывать возможные варианты победы и вообще самого соперника, его сильные и слабые стороны.  То, чем Геннадий Бычков занимался сейчас не было спортом, но просчитывать он всё равно пытался.  Вот и в день знакомства с Люськой он сразу понял, что план Димы провалится с треском, но отговорить напарника так и не смог.  Самым обидным было то, что из-за Диминой ошибки отвечать перед Климом теперь придётся и ему (Гене) тоже. 

                                                      ***

    За всё то время, пока Дима ехал в сторону загородного дома Клима, Гене передалось то же тревожное ощущение и такое же необъяснимое, как и у напарника.  Выйдя из машины Гена по привычке поздоровался за руку с лысым парнем по имени Вован.  Он был чуть старше Гены и в своё время имел даже разряд по самбо.  Но это было давно, в другой стране под названием СССР.  После развала Союза развалились и многие спортивные организации.  В том числе и та, где состоял Владимир.  Нужда, нищета, безработица, разгул преступности.  В начале 1992 года Володя быстро понял, что своей силой больше заработает на стороне криминала, чем будет ждать милости от государства.  Сначала он был просто членом одной из многочисленных бандитских бригад, где зарекомендовал себя как крутой жёсткий боец.  Это помогло ему стать начальником охраны Клима.  Сейчас Вован был взволнован:
- Ген, я не знаю, чё вы там с Димой накарулесили, но Клим злой как чёрт.  Тьфу, то есть, как сто китайцев.
- Да может не на нас.
- На нас-на нас, -  мрачно сказал подошедший Дима и положил ругу Гене на плечо, -  пойдём получать законный разнос.
Дима тысячу раз проклял свою маленькую пагубную страсть к этой малолетней красотке, с которой у них, в сущности, ещё ничего не было, потому что ей, видите ли, нужно было больше романтики и больше подарков.  Страсть угасла, а вот осадок и осознание того, какую ошибку он совершил, осталось.
    В доме Клима обстановка была всё та же.  И в кабинете, в котором он проводил свои встречи тоже.  Только камин сегодня не был разожжён, вместо него на полу стояли два рефлектора.  Клим не любил холода и сырости -  этого ему хватило на Севере, где он отбывал свой второй срок -  поэтому он предпочитал всегда находиться в тепле, особенно в такие холода как сейчас.  Диму с Геной он встретил мрачно.  Поздоровавшись, вперил в них холодный взгляд серых глаз.  Обоим визитёрам стало неуютно.
- Как идут дела у девиц?
Голос вора «в законе» Не предвещал ничего хорошего.  Но нужно было что-то отвечать.  Сглотнув, Дима сказал:
- Нормально.  Я связывался с Люсей.  Она сказала, что часть товара они уже реализовали.
- Только часть? -  Клим поднял бровь, -  У них осталось два дня.  Как полагаешь, успеет твоя красавица?
Вопрос был с подвохом, и Дима это знал.  Если он ответит «да», то в случае Люськиной неудачи получит вместе с ней, а если сказать «нет», значит признает то, что он окончательный лох, выбравший для хранения не того человека.  Если Дима скажет «нет», то фактически распишется в собственной глупости.  Клим, меж тем, ждал ответа, испытующе глядя на Студента.
- Увидим через два дня, -  ответил Дима, голос которого немного охрип.
- Боишься, студент? -  этот вопрос Клим задал таким голосом и так при этом улыбнулся, что Гене и Диме стало жутко, -  Правильно боишься!
- Она всё сделает!  Я… я заставлю!
Дима вышел вперёд, оказавшись на ковре в пятне света от большой хрустальной люстры, висящей на потолке.  В его взгляде читалась паника, которую молодой человек изо всех сил подавлял.  «Чувствует свой косяк, щенок!  Так бы и…»  Внутренне успокоив поднявшуюся было волну злости на Диму, Клим поднялся из-за стола и походив туда-сюда по кабинету, сказал:
- Не трясись как желе на тарелке.  Накосячил ты с этой девкой -  это факт.  Но у тебя есть шанс его исправить.
- А как? -  Дима даже просиял.  Казалось он был готов на всё.
Клим ухмыльнулся:
- Такой же герыч как тот, что ты отдал своей подружке есть только у одного человека в городе.
- У кого?
- У Слона.
- Слон?  Но он же… он такую цену заломит…
Слон был не очень приятным человеком, но имел большую власть, много денег и обладал какой-то невероятной способностью доставать нужные вещи, в том числе оружие и наркотики, причём делать это так, что вот уже как два года милиция не может подкопаться к нему, зацепиться хоть за что-нибудь, чтобы посадить этого гада и садиста, питающего страсть к молодым девочкам, а по слухам даже к мальчикам (но эта информация не имела подтверждения и так и оставалась на уровне слухов).  Однако Климу и другим ворам, а также коммерсантам и предпринимателям по неволе приходилось общаться с ним и даже вести деловые переговоры.  Слон, правда, предпочитал вести их в саунах и непременно с обнажёнными девочками вокруг.
- Не заломит, -  ухмыльнулся Клим, -  у нас есть, чем ему заплатить.  У тебя есть!
- Не понят, -  побледнев, Дима едва не упал, -  я что, должен с ним…?
Клим не сдержался и засмеялся в голос:
- Да не ты, идиот!  А Люська твоя.  Барби, или как её там.
- Люська? -  Дима задумался, -  А, почему она?  Может, лучше ту, вторую?
Дима не был настолько влюблён в Люську-Барби, чтобы читать ей сонеты при луне, дарить мягкие игрушки и быть с ней рядом двадцать четыре часа, но чем-то она его зацепила.  Он понимал, конечно, что она ещё школьница и он в свои двадцать два, наверное, будет староват для неё.  «Однако, раньше я ей нравился.  Значит не староват», -  совершенно ни к месту подумал Дима.  Клим, меж тем, сказал:
- Нет.  Лена эта не подходит.  Не сексуальная.  Да и любит он блондинок.  А, что ты так нервничаешь?  Никак влюбился?
- Да нет конечно, -  соврал наполовину Дима, -  такие не в моём вкусе.
- В таком случае действуй.  Я договорюсь со Слоном.  Если он согласится, оформим сауну, отдохнём культурно.  А твоя задача привести туда свою Люську, да ещё и сделать так, чтобы была покорна и послушна.
Дима открыл было рот, чтобы что-то сказать, но так и остался молчать.  А что тут скажешь?  Клим -  «вор в законе», а он (Дима) его подчинённый, которого Клим, в своё время, отмазал от больших проблем, про которые Дима не очень-то любил вспоминать.
- А со мной что? -  вдруг, спросил Гена, выйдя вперёд.
Клим, который будто бы только сейчас его заметил, сказал просто:
- А ты, милый друг, на подхвате.  Поможешь довести вашу Люсю без приключений.  Сама-то она вряд ли согласится сесть в машину.  Если, конечно, Дима не уговорит.
Гена кивнул и отошёл обратно в тень.  Некоторое время в помещении была тишина.  Клим обдумывал что-то.  Потом закурил и сказал визитёрам:
- Всё.  Можете идти.  Но смотрите -  если и тут будет прокол…
Клим не договорил фразу, угрожающе сверкнув глазами в сторону Димы, тот с трудом подавил желание отвести взгляд.  Он понимал, зачем Клим хочет отдать Люську Слону -  он выменивает её на героин.  Также как на зоне меняют чай на сигареты, водку на чай и так до бесконечности.  Бартер в зоне вещь довольно прибыльная и процветает ещё с советских времён.  Дима на зоне не был, но от «коллег по цеху» знал о тюремной жизни довольно много.  Попасть туда, однако, не стремился.  Оно и понятно: для любящего роскошь, деньги и девочек Димы в тюрьме выжить будет трудно.  А вот спортсмену Гене наоборот -  намного проще.  Тем более боксёров там априори уважают и, если повезёт, то он запросто сможет попасть в «пристяжные» к кому-то из блатных и тогда, по тюремным меркам, жизнь может и малиной показаться.
    Выйдя из дома Клима оба молодых человека молча пошли до машины, лишь коротко попрощавшись с Вованом.  Дима уже перебирал в голове все возможные варианты, как можно было уговорить Люську поехать в сауну.  А Гена просто был не в восторге от всей этой ситуации, потому что знал, что как по закону подлости, если начнётся драка -  холёный красавчик Дима успеет скрыться, или хотя бы встать за его (Гены) спину, а все шишки в прямом и переносном смысле достанутся ему.  «Надо выходить из этого дерьма», -  в который уже раз подумал спортсмен, пристёгиваясь ремнём безопасности, пока Дима заводил мотор.

                                                              ***

    Ночь у Димы была беспокойной и почти бессонной.  Он несколько раз просыпался, садился в постели, курил.  Он не мог придумать, как заставить эту девицу поехать с ним в сауну, да ещё так, чтобы она ни о чём не догадалась.  «А, может перепоручить это Гене? -  думал Дима, выпуская в тёмное Питерское небо струйку сигаретного дыма, -  Хотя нет.  Этому долбаклюю попробуй поручи.  Он же её и убить случайно может.  Не-е-ет… тут надо что-то другое».  Бросив сигарету с балкона вниз, Дима пошёл на кухню, заваривать чай.  Было уже около трёх часов, потому ложиться спать уже не было смысла.  Звонок сотового телефона заставил молодого человека дёрнуться, как от удара.  «Тьфу ты, пропасть!  Нервы лечить надо!»
- Слушаю, -  сказал в трубку Дима.
- Это я, -  ответил на том конце Гена, -  короче, Клим сказал, чтобы вы с этой твоей… подгребали завтра к семи в Сестрорецк к Слону.
- Что? -  Дима вскочил из-за стола, случайно перевернув пустую пока чашку, -  как завтра?  Я же…
Дима запнулся.  Сказать вслух о том, что он ещё не придумал, как уговорить Люську он не мог даже Гене.  Сделав длинный выдох, он ответил:
- Лады, я понял.  Подхватишь нас с Барби около её дома завтра в шесть.
- А ты как?  Уже придумал замануху для своей Барби?
- Конечно да.
- А какую?
- Завтра расскажу.  Спать хочу, умираю, -  Дима демонстративно зевнул, как бы подтверждая свои слова, -  до завтра, Ген.
- Ну пока.  Не опаздывайте.
После разговора с Геной настроение у Димы испортилось ещё больше.  Чай пить расхотелось.  Он снова вернулся в комнату и лёг в постель.  И тут ему пришла мысль -  простая как две копейки мысль.  Молодой человек даже улыбнулся.  Он был точно уверен, что-теперь-то Люська-Барби точно не соскочит с крючка и согласится ехать туда, куда он скажет.  От этой мысли Дима сразу расслабился и погрузился в приятный крепкий сон без сновидений.

                                                          ***

    В этот день у десятого «а» не было последнего урока.  Отмена урока без его замещения -  это всегда праздник для учеников, особенно, если это последний урок.  Значит можно пойти домой пораньше.  Вот и Кучеренко решила уйти домой пораньше, чтобы помочь родителям сделать генеральную уборку в квартире.  Нет-нет, это Барби делала не от доброты душевной, а для того только, чтобы реже появляться на улице, и чтобы её не звали к телефону видя, что девочка занята серьёзным делом.  Каждый телефонный звонок теперь пугал Барби.  А, вдруг, это снова Дима?  А у Ленки Марковой осталось два дня, чтобы найти остальные деньги.  Но Дима имел неприятное свойство появляться именно там и тогда, где и когда его совершенно не ждали.  И это тревожила Кучеренко.  «В конце концов, я отдала Марковой всё, что у меня было, -  думала школьница, стуча по асфальту тонкими шпильками дорогих итальянских сапог, которые визуально удлиняли возраст и внешне делали её на пару годов взрослее, - и остальное пусть уж сама, там не так много осталось».  Двести десять тысяч -  это было много.  Очень много.  Люся это понимала, но такими мыслями пыталась как бы успокоить себя, снять с себя всю ответственность за происходящее.  Вот только липкого страха, поселившегося где-то в районе желудка, меньше не становилось.
    Свернув на Невский Проспект, Барби направилась в сторону метро.  Недавно прошёл дождь, а потом были заморозки, так что на тонкой корочке инея на лужах можно было легко поскользнуться.  Что и произошло с Люськой, когда она, задумавшись, не увидела замёрзшую лужу под ногами. 
- Ай, блин! -  выругалась блондинка, чувствуя, как теряет равновесие и падает, рискуя подвернуть ногу.
Но тут чьи-то крепкие руки подхватили её и помогли устоять на ногах, прижав к себе.  Люська всегда пользовалась успехом не только у парней-ровесников, но и у мужчин постарше, потому абсолютно не удивилась тому, что кто-то решил помочь красивой девушке не ударить в грязь лицом и другими частями тела.
- Спасибо большое, -  улыбнулась девушка, не глядя на своего спасителя.
- Да не за что, -  с улыбкой ответил молодой мужской голос.
Барби бросило в дрожь, когда она поняла, кому он принадлежит. 
- Да ты преследуешь меня что ли?! -  истерично выкрикнула Барби, вырываясь из Диминых объятий и видя чёрный джип за его спиной, -  Я же тебе сказала, деньги будут в срок!  Что тебе ещё надо?
- Я вообще помириться пришёл, -  спокойно сказал голубоглазый студент, улыбнувшись Люське одной из своих самых обворожительных улыбок, -  думал пригласить тебя ко мне на дачу.
Но обворожительная улыбка на этот раз не помогла.  Барби не польстилась и на мягкий голос молодого человека, что очень его расстроило.  Он знал, что уговорить Люську будет непросто, но в тайне надеялся, что это случится быстрее.  Барби же отошла на шаг назад и ехидно спросила, скрестив на груди руки:
- А с чего вдруг такие перемены?  Или опять надо какой-нибудь пакетик сохранить?
- Тише ты! -  не без раздражения шикнул Дима, приставив палец к губам, -  Не ори на всю улицу.
Диме очень хотелось просто схватить девушку, швырнуть в машину и отвезти по месту назначения, а самому потом уйти.  Но так было нельзя, потому что сначала нужно было сделать из неё конфетку, обернув в красивую «упаковку». 
- А мне плевать! -  продолжала бушевать Люська, -  Второй раз я на это не куплюсь!
«Купишься-купишься, -  усмехнулся про себя Дима, -  и второй, и третий и четвёртый разы».
- Да послушай же, -  Студент придал своему голосу максимальную мягкость и осторожно коснулся спины Барби, -  я же… ты же мне правда очень нравишься.  Я понимаю, что поступил как полнейший урод!
- Да уж, это точно, -  всё с тем же ехидством сказала Барби, -  только знаешь, мне это неинтересно.  Хотя тот факт, что тебя мучает совесть -  это приятно. 
«Чёрт побери!  Я её сейчас убью!»
- Эй, постой! -  окликнул Студент уходящую прочь девушку, -  Это тебе тоже неинтересно?
Барби обернулась и увидела, что Дима держит в руке какой-то картонный прямоугольник.  «Кредитка что ли?»  Люська подошла ближе и взяла пластиковую карточку, которая и вправду оказалась кредитной.
- Это что, подкуп? -  девочка недоверчиво покосилась на кредитку в руке Димы.
- Да нет же! -  молодой человек уже начал раздражаться, потому нужно было срочно брать себя в руки и выкладывать последний аргумент, -  Просто я пытаюсь извиниться.  И, знаешь, что, -  он шагнул к Барби и доверительным голосом прошептал ей на ухо, -  я нашёл способ сделать так, чтобы с вас обеих сняли этот чёртов долг.  Только тс-с-с!
Он приложил палец к Люськиным губам, чуть коснувшись их.  Некоторое время блондинка недоверчиво смотрела в красивые голубые глаза своего бывшего ухажёра, потом спросила:
- За это я должна с тобой переспать?
«Слава богу!  Сдвинулись с мёртвой точки!»
- Да, нет-нет, что ты! -  расплылся в улыбке Дима, -  Если не хочешь, я принуждать не буду.  Я же не хочу статью за изнасилование, -  он засмеялся, -  просто посидим втроём и всё.
- Втроём?
- Ну да.  Генку ещё с собой возьмём.
Люська молчала, Дима пристально следил за тем, как эмоции на её лице сменяют одна другую и думал про себя: «ну, давай же!  Соглашайся, чёрт тебя дери!»  Барби же, впервые, наверное, за свою жизнь начала анализировать ситуацию: «с одной стороны мне даже рядом с ним теперь находиться противно, с другой -  один раз съездить к нему на дачу и больше никогда не видеть и не думать про этот несчастный долг.  И, не похоже, что он и правда хочет меня, взгляд не тот».
- А кредитка, это…?
- А это тебе, чтобы пройтись по магазинам и подобрать что-нибудь, -  улыбнулся Дима, -  а потом заедем в салон, сделаешь себе причёску. 
Голубые глаза Барби удивлённо и восхищённо округлились, молодой человек пояснил:
- Я тебя пальцем не трону, но полюбоваться на красавицу из мира мечты я ведь могу, верно?
«Красавица из мира мечты», «принцесса-Барби», «красотка», -  так Дима называл Кучеренко, когда их встречи ещё были свиданиями, а не вынужденной мерой, как сейчас.  И Люська, видимо, вспомнив счастливые романтические моменты своей жизни, невольно поддалась и согласилась:
- Хорошо.  Так и быть.  Один вечер, а потом, чтобы я вас обоих близко не видела.
- Само собой, красавица! -  Дима развёл руки в стороны будто для тёплых объятий, но девушка осталась стоять, не делая шага навстречу, а только спросила:
- Надеюсь, денег на твоей кредитки точно хватит? 
- Конечно, -  с облегчением улыбнулся Дима, -  я знаю, ты у меня девушка с запросами.
- Дим, ну скоро вы там? -  из джипа высунулось недовольное Генино лицо, -  ты что ей там предложение что ли делаешь?
- Не бухти, Геннадий Петрович, -  со смехом сказал Студент, но его голубые глаза сделались ледяными.  Это было плохим знаком, так что Гена понял, что ему нужно заткнуться, -  Люсенька согласилась на наше предложение, так что сейчас мы все дружно едем сначала в магазин, а потом в салон красоты.
Дима открыл заднюю дверцу и легонько подтолкнул Люсю в спину, приглашая её тем самым сесть в машину.  Девочка отстранилась и немного удивлённо спросила:
- Это что же прямо сейчас ехать?
- Конечно!  А чего тянуть? 
- Ага, -  смеясь поддержал напарника Гена, -  раньше сядешь, раньше выйдешь.
- Чего?
- Да не слушай ты это трепло.  Поехали-поехали.
Теперь уже Дима подтолкнул Люську в спину совсем не мягко, так что она практически влетела в машину, едва успев сгруппироваться на заднем сидении.  Пока Барби не видела, Студент показал Гене кулак, красноречиво намекая на то, что в следующий раз за лишний разговор может и вдарить как следует.  Вдарил бы Дима или нет это был ещё вопрос, потому что хоть Студент и был по уши в криминале, и работал на вора в законе, но он всё время пытался обходиться без насилия.  Это был не его метод, хотя словом этот молодой голубоглазый красавец иногда мог приложить не меньше, чем Гена ударом кулака.  Но сейчас, на его счастья Гена не стал припираться и спорить, так что мнимо или по-настоящему Диме бить его не пришлось.  Сев за руль, он плавна тронулся с места и поехал в сторону Невского, чтобы затем поехать к «Пассажу» -  там эта девица присмотрит себе и платьеце и туфельки как раз для сегодняшнего вечера.  «Всё, -  думал он, глядя по сторонам, -  жизнь налаживается.  Отвезу эту мартышку к Слону и гори оно всё огнём».  Люська тоже смотрела в окно, но не могла ни на чём заострить внимание, так как в её голове6 крутилась одна-единственная мысль: «зачем ты согласилась, дура!  Они же убить могут!  А, с другой стороны, может, правда Дима от долга освободит?  Я его даже разок поцеловать согласна, только бы свалил на веки вечные потом».  Барби даже кокетливо улыбнулась непонятно кому.  Она верила в то, что способна очаровать практически любого мужчину не старше семидесяти и, если он не гей, и получалось это у Люськи, действительно, хорошо.  Этим-то она себя и погубила, ещё не зная об этом.
    Пока что всё складывалось так, как хотела Барби.  Она даже подумала, что вытащила свой счастливый билет, когда в сопровождении Димы вошла в сверкающий «Пассаж», через прозрачный стеклянный купол которого виднелось серое питерское небо.  Зеркала в полный рост, сотни ярких платьев, украшений и туфель.  Улыбчивые продавщицы, изысканные на западный манер, они что-то предлагали, советовали, примеряли, относили и снова приносили какие-то вещи.  Мир крутился вокруг Люси Кучеренко и ей это нравилось.  Сейчас, в этом «храме моды» она ощущала себя настоящей куклой Барби.  А в роли Кена, видимо, выступал Дима, назначение которого девушка никак не могла понять, но не задавала вопросов.  А он, меж тем, строго оценивал всё, что она примеряла и, если ему что-то не нравилось, Люська вынуждена была отложить эту вещь в сторону и перейти к следующей.
- Ну а это как? -  спросила Барби, выйдя из узкой примерочной в красной шёлковой юбке-клёш выше колена и кофточки цвета морской волны с расклешёнными рукавами.
Дима придирчиво осмотрел девушку.  Ему самому было без разницы, в чём будет одета Люська.  Во-первых, потому что с её фигурой и лицом ей шло практически всё, во-вторых, потому что он сам уже изрядно подустал мотаться как баба в отделе женской одежды и просматривать сотни кофточек, юбочек и платьев.  Просто Клим предупредил Диму, что Слон любит хорошеньких девочек и непременно в розовом, дескать это цвет чистоты и невинности.  Цвет детства.  Слон был немного психически неуравновешен и особое удовольствие ему доставляло лишать девственности молоденьких девочек, да ещё и делать это «с выдумкой».  От этих его наклонностей передёргивало даже опытных, матёрых законников, да и прочих представителей криминального мира Петербурга.  И было это вовсе не потому, что Слон делал что-то, чего они раньше не видели или боялись, просто им было крайне мерзко узнавать такие подробности его развлечений и те, кто был более здравомыслящий, старались аккуратно уезжать из сауны до того, как Слон приступит к своим развлечениям.  Вот и Диме из-за этого психа приходилось на время побыть личным имиджмейкером Люськи-Барби.  Потому, взяв вешалку с розовой, отливающим золотом кофточкой, он продемонстрировал её школьнице:
- Смотри.  Вот это тебе, по-моему, подойдёт.
Девочка придирчиво осмотрела недешёвую вещицу, потом пожала плечами:
- Даже не знаю…  А что, ты обязательно хочешь видеть меня в розовом?
- Розовый тебе идёт.  Ты в нём такая утончённая.
- А может…
- Люсенька, пожалуйста!
Во второй руке Димы была ещё одна вешалка, на которой висела розовая с воланами юбочка, идеально подходящая к кофте.  Взгляд Димы был умоляющим и Люська восприняла это в свою пользу, так, будто бы Дима сгорает от желания видеть её именно в этой одежде, потому что она ему до сих пор нравится. 
- Ладно.  Погоди, примерю.
Люська забрала у Димы обе вещи и скрылась за красные шторки примерочной кабинки.  Дима облегчённо выдохнул.
- А я тебе сейчас туфельки подберу!
«Докатился, бля!  Бабам шмотки подбираю, -  мрачно думал Студент на пути к обувному отделу, -  Чувствую себя толи сутенёром, толи педиком».  До обувного нужно было пройти небольшую галерею.  На середине пути кто-то хлопнул Диму по плечу.  К его счастью это был Гена:
- Димон, ну скоро вы там?  Время.
- Да уже немного осталось, -  раздражённо ответил Студент, -  сейчас только туфли ей подберу.
- А почему ты? -  засмеялся Гена, -  Ты б ей ещё трусики бы выбрал.
- Слушай, заткнись ты! -  сквозь зубы процедил Студент и даже замахнулся на приятеля, но вовремя взял себя в руки и просто махнул рукой, -  Мне Клим сказал, мол, чтобы я соблюдал вкусы этого психа!  Вот и приходится наряжать её под его предпочтения.  Чтоб я ещё раз на такое подписался!
Гена прекрасно понимал напарника и понимал, что если бы его заставили подбирать тряпки для девиц, было бы ещё хуже, так как если Дима знал в этом хоть никакой-то толк, то он (Гена) не смыслил в моде ни грамма и выбирал для себя одежду по принципу удобства и прочности, а не с точки зрения внешнего вида.  Однако он неприминул посмеяться над приятелем, но видя, что Студент не на шутку завёлся, успокаивающе похлопал его по плечу:
- Да шучу я, не парься.  Может, помочь чем?
- Да.  В машине подожди и купи бутылку джина.  Слону от нас презент будет.
- Базара нет, сделаем.  А чё ты перед ним таки прогибаешься?
- А чтобы во век не видеть.
Гена кивнул и пошёл искать отдел с алкоголем, а Дима направился в обувной.  «Всё, -  думал он, -  дело почти сделано, слава богу.  И надо ж было так влететь!  Глупая Барби!»
                                                   ***

    Такого похода по магазинам у Люськи не было ещё никогда!  Помимо выбранных кофточки и юбочки школьница приобрела ещё две пары туфель, набор дорогой импортной косметики, духи и сумочку.  В конце их похода по «Пассажу» Дима уже машинально позволял ей всё, также машинально он ввёл пин-код кредитной карточки на кассе и даже сам донёс её покупки до машины.  Любой каприз этой девицы, лишь бы поскорее закончить со всем этим и, главное, не опоздать в сауну к Слону -  опоздание есть признак неуважения к хозяевам, а в криминальном мире за это ещё и предъявить могут, если у опоздания нет достаточно уважительной причины.  Потом они заехали в салон-парикмахерскую, где над волосами Барби колдовали целых полтора часа.  Люська выпорхнула оттуда довольная и даже чмокнула Диму в щёку, как бы давая понять, что все обиды прощены и жизнь налаживается.  Дима улыбался и даже делал девочке комплименты, ему это ничего не стоило.  А сейчас он гнал на всех скоростях, а Люська сидела на заднем сидении, окружённая пакетами с покупками и благоухающая новыми французскими духами.  «Вот девчонки в классе обзавидуются! -  думала Кучеренко, глядя в окно машины и наблюдая, как вместо домов мелькают уже деревья, признак того, что они выехали за черту города, -  А Маркова мне теперь ещё и должна будет, ведь я, фактически, спасла и её тоже, отмазав нас обеих от долга!»  Люська продолжала считать, что вытянула в жизни счастливый лотерейный билет.  Настроение продолжала улучшаться.
- Дим, а я и не знала, что у тебя дача за городом.  Ты не рассказывал, -  Люське захотелось, на радостях, поговорить хоть с кем-нибудь, даже с тем же Димой.  Да и Гена сейчас казался ей не таким неприятным, как раньше.
- Да как-то к слову не пришлось, -  ответил Студент, сосредоточенно следя за дорогой.
- А далеко ещё?
- Не очень.  Приедем скоро.
    «Скоро» наступило, когда на улице было уже совсем темно.  Где-то глубоко внутри Барби нервничала -  темно, загород, она едет в машине с двумя бандитами.  «С другой стороны, -  рассудила Кучеренко, -  если бы хотели убить, на фига было меня по магазинам таскать и тратить на меня столько денег.  Просто бы вывезли в лес, да закопали».  Эта мысль немного успокоила Барби, а впереди уже виднелось небольшое здание с горящими внутри огнями, а рядом с ним большой двухэтажный коттедж, силуэт которого Люська прекрасно разглядела.
- Ого!  Это что и есть твоя дача? -  восхитилась Барби.
- Ага, его, -  хохотнул Гена, -  родовое поместье.
Девочка сарказма не поняла, а вот Дима едва не прыснул со смеху.  Дом, где постоянно проживал Слон, действительно, напоминал барское поместье.  Помимо основного дома на территории также имелся небольшой домик для охраны, бильярдная, баня с сауной и даже домик для гостей.  Собачьи будки и вышки для охраны немного напоминали колонию, но все строения были из дорогих материалов и сделаны с таким вкусом, что при их виде у Слона даже мысли не было о его тюремном прошлом (а, может быть, и будущем).  Машина Димы мягко въехала во двор и припарковалась в специально отведённом для этого месте.
- Хоть бы забор нормальный поставил, -  сказал Гена, -  а-то как калитка деревенская.
- Дурак потому что, -  ответил Дима, -  не грабили ни разу.
Конечно они говорили о хозяине дома, но Люська была в полной уверенности, что Дима просто очень самокритичен.
- Какая красота! -  проговорила восхищённая Люська, выйдя из машины, -  Ты прямо как барин живёшь!
- Я ж и говорю -  родовое гнездо, -  опять хохотнул Гена.
В этот момент к ним подошёл низкорослый крепкий человек в кожаной куртке и с настолько тщательно выбритым черепом, что первой ассоциацией был бильярдный шар, потому как голова человека только что не поблёскивала в лунном свете.
- Вы кто такие? -  не очень-то гостеприимно осведомился человек, по характерно отвисшему карману Дима понял, что в куртке у него скорее всего пистолет системы «оса».
- Мы от Клима, -  сказал Гена, -  я -  Гена, это Студент, это Люся.  Слон в курсе.
- Ждите здесь, -  сказал низкорослый и пошёл в сторону бани, из которой доносился женский смех и музыка.  Мужчины, наверное, говорили чуть тише, поэтому их на таком расстоянии слышно не было.  Время от времени в освещённых окнах мелькали чьи-то силуэты.  И тут Люська обо всём догадалась.
- Эй, ты куда меня привёз, а?! -  она сделала шаг назад, едва не упав в новых розовых туфельках, -  Это что?  Это чья дача?!
Кучеренко пыталась выглядеть грозной, но в её огромных голубых глазах плескался страх.  Подбежавший Гена мгновенно перехватил тонкую девичью фигурку сзади и закрыл ей рот рукой.  Барби пыталась отбиваться изо всех сил, но всё было бесполезно -  они с Геной были в разных весовых категориях.  Не придумав ничего умнее, Барби со всей силы наступила каблуком Гене на ногу.
- Ай, ёп тебя за два колена! -  выругался он, подпрыгивая на одной ноге и непроизвольно разжав руки.
Оказавшись свободной, девочка рванулась к Студенту, чтобы залепить ему пощёчину, но он опередил её и сам наотмашь ударил по лицу.  Люська взвизгнула.
- Заткнись, дура! -  рявкнул Дима и замахнулся снова, но не ударил, так как насмерть перепуганной Кучеренко и одного удара было достаточно, -  В конце концов, сама виновата!
- Это в чём же?  В том, что поверила тебе, а ты козлом оказался?
- За козла ответишь!
Студент ринулся на Люську, позади которой уже стоял Гена и, неизвестно, что бы было дальше, если бы не снова появившийся браток с черепом в виде бильярдного шара:
- Проходите.  Слон ждёт вас.
- Пошли! -  Дима дёрнул Люську за руку и поволок по территории, а Гена шёл рядом, чтобы она не вырвалась ненароком.
Низкорослый браток равнодушно наблюдал за ними, не выказывая особого интереса к происходящему, так как такие сцены для него были не редкость.
    Когда Люську ввели в помещение сауны, в лицо ей сразу ударил горячий воздух, обильно пропитанный запахом алкоголя и сигарет.  Сидевшие в сауне люди, по-видимому, курили много, потому что дым стоял такой, что Люська неприятно зажмурилась, а затем снова открыла глаза, думая, что это туман у неё в глазах.  Посреди отделанного дорогим деревом помещения стоял длинный стол, на котором стояло много алкоголя и всевозможных деликатесов, среди которых были рябчики, ананасы, чёрная и красная икра, шашлыки и ещё много заморских фруктов, большинство из которых Люська даже не пробовала, хотя за границей была несколько раз, чем очень гордилась и любила прихвастнуть перед одноклассниками.  Несколько мужчин сидели на деревянных полках, а у некоторых из них на коленях сидели абсолютно голые размалёванные девицы, не многим старше, а может быть даже ровесницы Люське.  Во главе стола сидел толстый обрюзгший мужчина лет сорока с небольшим.  На его широкой покрытой волосами груди была сине-зелёная тюремная наколка, изображающая пятиглавый собор.  Ещё какая-то татуировка была на плече, но Люся не разглядела, что было на ней изображено.  На его жирном, лоснящемся от пота лице было выражение полного удовлетворения, как у кота, который только что съел килограмм сметаны.  Только вот маленькие узкие серые глаза смотрели так, что почти каждого при их виде бросало в дрожь: колючий, холодный и жестокий взгляд, который не смягчался даже когда мужчина улыбался.
- Привет тебе от Клима, Слон! -  крикнул Дима, чтобы перекричать грохочущую из стереоколонок музыку, -  Я Студент!  Всё как договаривались -  у нас товар, у вас купец!
Дима вытолкнул бледную как смерть Люську вперёд.  По инерции она сделала несколько шагов, едва не налетев на стол, чем вызвала вполне определённые смешки мужчин.  Толстый мужчина окинул Люську внимательным взглядом.  Таким взглядом оценивают лошадь перед покупкой.  Затем он дал знак одному из мужчин, тот быстро вышел в предбанник.  Через секунду музыка смолкла.
- Погуляйте, -  сказал мужчина голым девицам, сделав повелительный жест.
Привыкшие к подобному обращению девушки, не говоря ни слова выпорхнули в соседнее помещение.  Через секунду послышался плеск воды и смех -  к сауне был пристроен крытый бассейн.
- Подойди ко мне, -  приказал мужчина Люське.
Барби не двинулась с места.  Мужчина повторил команду -  снова никакой реакции.  Тогда Слон вскинул недобрый взгляд на Диму:
- Не понял!
Дима смутился, бросив на Люську испепеляющий взгляд, потом ответил:
- Прошу прощения, Слон, но она не проститутка и не была предупреждена, куда едет.  Иначе бы просто не поехала.  Дай мне пять минут и всё будет в лучшем виде.  А твой человек пусть пока принесёт оплату
- Ишь, хитрый!  Я тебе оплату, а твоя девка выкинет тут что-нибудь, да?
- Ты же умеешь укрощать непокорных, -  чуть улыбнулся Дима, -  да и согласие её тебе, насколько я знаю, не очень-то нужно.
- У вас пять минут!
Кивнув, Дима взял Люську за длинные, только что уложенные в салоне локоны и, не обращая внимания на её пронзительный визг, поволок в предбанник.
    В предбаннике было две узкие скамейки, кранштейн с вешалками и аппаратура, регулирующая стереосистему в самой сауне, а также «климат-контроль», поддерживающий необходимую температуру в помещении.  Когда Дима, Гена и Люся вышли, молодой парень, сидящий на одной из скамеек поднялся им навстречу.
- Братан, ты не выйдешь на пять минут? -  доверительно попросил Гена, хлопнув парня по плечу.
- Не понял! -  воинственно отозвался тот, -  Ты чё, оборзел, в натуре?
- Слушай, а я тебя нигде раньше не мог видеть?
Гена всерьёз пригляделся к парню, потому что был практически уверен, что раньше и в самом деле где-то видел его. 
- Слушай, ты меня не забалтывай!  Чё тебе надо?
Короткостриженый, мускулистый, подтянутый, рост метр восемьдесят.  Гена его точно где-то видел, но вот где.
- Слушай, а ты в питерской сборной по боксу, у Филькова, не занимался?
- Занимался, и чё?
Настрой у парня был всё ещё воинственный, но теперь к нему добавилось удивление.
- Да я просто видел тебя где-то, а где, вспомнить не мог!  Теперь вспомнил.  Тебя не Олегом звать?
- Ну Олегом, -  парень немного замешкался и тоже уставился на Гену, потом его осенило, -  Генка!  Генка Бычков!  Со мной в спаррингах вечно был!
- Ну да!  Братан!  Вот, где увиделись-то!
Он обнял товарища по спорту, тот непроизвольно обнял Гену в ответ.  Дима, который всё это время крепко держал Люську, махнул Гене и прошептал:
- На улицу его уведи и там попридержи пять минут.
Гена кивнул, а Олег, тем временем, сказал, явно обрадованный такой неожиданной и приятной встречей:
- Прости, Ген, я, когда, это, нокаут-то на последних соревнованиях получил, так это, две недели в коме провалялся, так теперь провалы в памяти бывают.  Как в фильме -  там помню, здесь не помню.
Оба бывших боксёра рассмеялись и Гена незаметно вывел товарища на улицу.  «Господи, наконец-то», -  подумал Дима и, обернувшись к Барби, с силой впечатал её в стену:
- Слушай меня, красавица!  Выбор у тебя не большой: либо ты сейчас возвращаешься туда и выполняешь всё, что тебе скажет Слон, либо…
- Либо что? -  Люська вскинула голову, -  Сам убьёшь меня, да?
- Да нет, зачем же.
Дима достал из кармана зажигалку и зажёг её так, чтобы огонь чуть опалил длинные Люсины реснички.  Девочка задрожала и ещё больше вжалась в стену.  А Дима сказал медленно, но с нажимом, будто хотел задавить словами:
- Я не буду тебя убивать -  просто глаза тебе выжгу, а Гена тебе коленные чашечки раздробит.  Он это умеет.  Так хочешь?
Люська молчала, боясь даже моргнуть, чтобы огонь, который Дима так и не убрал, не опалил ей ресницы.  Дима же заметно разозлился и, тряхнув школьницу за плечо, швырнул на скамеечку:
- А ты как хотела?  Что б тебе за красивые глаза всё простили?  Мы не в школе, деточка.  Здесь нет учителей, которые и поругают, и пожалеют!  Здесь, если хочешь прощения, отрабатывай!
- Но я же не проститутка!  Я не хочу! -  по щекам Кучеренко катились крупные слёзы.
- Да ну да? -  усмехнулся Дима, -  Продалась за шмотки и косметику, а за то колечко с, даже не настоящим бриллиантом тогда мне в любви признавалась.  Это как называется?
Барби замолчала.  Дима был во всём прав, но она была слишком надменна и самолюбива, чтобы признать это.  Она сидела и тихо плакала, так плотно сведя ноги вместе, как будто это могло помочь.
- Короче так, красавица, -  Студент взял Люську за тонкий длинный локон и с силой потянув, заставил её поморщиться и подняться, -  ты сейчас надеваешь на лицо улыбку, идёшь вон туда, -  он кивнул на дверь сауны, -  и выполняешь то, что ты, я уверен, очень хорошо сможешь сделать.  Тогда он отпустит тебя домой.  А, если заупрямишься, он может и убить, -  Студент отпустил её волосы и добавил уже мягче, -  я этого не хочу.  Ты правда нравишься мне.
- Да пошёл ты, -  тряхнула головой Люська и скинула руку молодого человека со своего плеча.
- Конечно пойду, -  невозмутимо ответил Студент, -  присутствовать при этом я точно не собираюсь.
Развернув Барби лицом к двери сауны, он открыл дверь и втолкнул её внутрь.
    Как только Барби вновь появились в сауне, на неё тут же уставились пять пар заинтересованных мужских глаз.  Кучеренко вся дрожала, то и дело нервно сглатывая.  Она любила, когда ею любуются и когда ей оказывают знаки внимания, но она любила, когда это делают красивые мужчины, а не жирные похотливые самцы, которым нужно было только её тело и которые не планировали делать её своей принцессой Барби.
- Подойди ко мне! -  властно велел толстяк, которого Дима называл Слоном (и, как поняла Люська, называл очень правильно, потому что людей с такой комплекцией и не назвать иначе).
Девочка неуверенно медленно подошла к Слону, остановившись в пяти шагах от него.
- Ближе-ближе, -  засмеялся мужчина, его друзья заулыбались, шепнув что-то друг другу.
Люся подошла ещё на пару шагов, заложив руки за спину, она всегда так делала, когда нервничала.  Крепкие руки Слона тут же обоняли её за талию, затем спустились чуть ниже, остановились на бёдрах, потом одна рука мужчины скользнула по колготкам под короткую розовую юбочку.  Люська думала, что её вырвет от омерзения, но она помнила слова Димы и пыталась хотя бы не выказывать так явно своего омерзения, если не получалось улыбаться.
- Красивая ты, -  Слон улыбнулся девочке и сделал знак присесть с ним рядом.
Кучеренко подчинилась и села на самый краешек деревянной полки.  Из стереосистемы снова загремела музыка, на этот это была уже не попса, а шансон.  В песне пелось о тяжёлой жизни в лагерях и о чём-то ещё, но Барби особенно не вслушивалась.  Её трясло как в лихорадке.  Один из мужчин заметил это и, рассмеявшись, сказал:
- Слышь, Слон, может, ей выпить дать?  Она вон трясётся вся.
Слон взял Люську за подбородок и заставил смотреть себе в глаза:
- Ну что, красавица?  Дать выпить?
Барби не ответила.  И вовсе не потому, что не знала, что говорить, просто страх будто выключил у неё звук, так что она только открывала и закрывала рот, хлопая полными страха глазами.  Стальные пальцы уголовника с такой силой сжали подбородок школьницы, что та поморщилась и едва не застонала от боли.
- Послушай, детка!  Когда я спрашиваю, мне обычно отвечают сразу, ты поняла?
- Да, -  выдавила Кучеренко, всё ещё морщась от боли.
- Замечательно, -  Слон удовлетворённо улыбнулся и отпустил подбородок девочки, -  так что?  Налить выпить?
- Только не водки, -  ответила Люся.
- Базара нет.  Не водки, так не водки.  Назар!  Плесни-ка нашей даме Амаретто.
Самый молодой и, как показалось Люське, самый татуированный из мужчин поднялся и, взяв початую бутылку и относительно чистый стакан, наполнил его до половины.  В другой ситуации Люська бы удивилась -  Амаретто дорогой напиток и пить его такими порциями и в таком количестве просто преступно.  «Хотя им-то что?  Они могут себе и ванны с шампанским позволить».  Эта мысль Барби осталась невысказанной, а черноволосый Назар протянул ей стакан с напитком:
- Прошу, мадам! 
- Спасибо.
Кучеренко сделала небольшой глоток и тут же взяла из трёхъярусной минежницы банан.  Очистив, откусила немного.  Один из мужчин ехидно заметил:
- Ты смотри, Слон, как эротично она ест банан.  Прямо как… кхм… у тебя есть все шансы получить удовольствие.
Остальные рассмеялись, а Барби покраснела.  Ей было ясно, что её тут как минимум принимают за проститутку.  «За шмотки и косметику продалась», -  вспомнились ей слова Димы.  Захотелось разрыдаться в голос, но делать этого было нельзя.  А тут ещё Слон задал ей очередной вопрос:
- Ты девственница?
Барби покраснела ещё больше и кивнула.  Глаза Слона загорелись:
- Это просто замечательно!
- Почему? -  недоумевающе спросила Люська.
- Потому что Слон будет твоим первым мужчиной, -  ответил за хозяина бани Назар.
- И у вас с ним будет долгая и крепкая любовь, -  ехидно хохотнул другой.
«Нет! -  панически подумала Барби, сжимаясь в комок, -  Только не это!  Не хочу!»  Она затравленным взглядом оглядела присутствующих.  Солидные мужчины, в тюремных татуировках, с суровыми лицами -  ни дать не взять уголовники, да такие, что пробы ставить негде.  Кучеренко поняла, что здесь за неё никто не заступится.  Машинально протянув руку, она взяла свой стакан с Амаретто и сделала большой глоток.  Жидкость не обжигала, но вскоре по телу разлилось тепло, позволяя немного расслабиться мышцам.  Только вот страха меньше не становилось.
- Иди-ка ко мне, красавица!
Слон одним движением посадил Люську к себе на колени и впился в её рот жарким ненасытным поцелуем.  Люська уже с пятнадцати лет целовалась с мальчиками и неплохо умела это делать, но никогда со взрослыми мужчинами.  Большего омерзения в своей жизни она не чувствовала.  Девочка хотела прервать поцелуй, но властная рука мужчины, лежащая на её затылке, не давала ей возможности отстраниться.  Руки мужчины забирались ей под юбку, и даже касались белья.  Слон снял с неё осеннюю куртку и стал забираться под кофточку, уложив её на деревянную банную полку.
- Нет, не надо, пожалуйста! -  умоляла Люська сводя колени вместе и пытаясь опустить кофточку, чтобы не выставлять белый бюстгальтер на всеобщее обозрение. 
Но куда там!  Слон уже вошёл во вкус.  Глаза его горели похотью и чем-то ещё, что пугало Люську больше, чем то, что с ней делали.  Голые девицы вернулись из бассейна и обиженно надули губки, потому что взгляды всех четырёх мужчин были прикованы к Слону и Люьське.
- Давай, Слон! -  подбадривали мужчины, -  Покажи ей, что значит любить по-русски!
Кофточка с Люськи была снята, бюстгальтер разорван и отброшен в сторону.  Люська завизжала, пытаясь закрыть руками грудь, которую слон пытался покрывать поцелуями.
- Э, Назар, подержи-ка её!
Назар тут же оказался рядом и, перехватив хрупкие девичьи руки за запястья, сделал так, чтобы они были у неё над головой.  Люська заплакала и отвернулась.  Она была уже по пояс обнажённой, а Слон, тем временем, возился с её трусиками, решая, разорвать их или просто снять.  Он не планировал убивать её или оставлять себе и, соответственно, ей надо было в чём-то ехать домой.  Барби было стыдно, горько и мерзко, а одна из девиц нашла вариант, как обратить на себя внимание хотя бы одного из мужчин: она встала перед «своим» кавалером на колени и, размотав полотенце у него на бёдрах стало делать то, что некоторые для приличия называют французским поцелуем.  Вскоре мужчина застонал, после чего девчонка стала работать ртом ещё более страстно.  Приглашённые Слоном девочки были умелые и в мастерстве интимных утех им не откажешь.
- О, а пусть эта мочалка тебе то же самое сделает! -  подал идею Назар, -  Может, хоть ныть перестанет.
Сказано -  сделано!  Абсолютно обнажённую Барби поставили на колени, а Слон продемонстрировал ей интимную часть своего тело, прозрачно намекая на то, что она должна будет делать, кивком указывая на самозабвенно работающих проституток.  Люська взвизгнула и, побледнев, закрыла лицо руками:
- Нет!  Я не буду этого делать!
- Да, кто тебя, шмара малолетняя, спрашивает!
Слон вцепился в белокурые локоны школьницы и приблизил её лицо к своему паху.  Кучеренко едва не стошнило, когда она соприкоснулась губами с телом мужчины.  Из колонок продолжал литься блатной шансон.  Пели про какого-то попутчика, который рассказывал таксисту полукриминальную историю, или наоборот.  Но у Люськи так стучала прилившая к вискам кровь, что не слов, ни музыки она не разбирала.  А Слон, одной рукой держал Люську за волосы, второй он соприкоснулся стопкой водки со стопками своих товарищей и выпил.
- Делай своё дело, дрянь! -  прикрикнул он на Барби.
От омерзения не спасло уже ничего.  Люська решилась на отчаянный шаг -  она просто укусила Слона за конец его плоти.  Где-то она слышала о том, что это самая чувствительная часть мужского организма.  Слон заорал, заматерился и отвесил Люське такую пощёчину, что она упала на пол.
- Слон, чё случилось? -  спросил ещё один мужчина, который уже получил свою порцию удовольствия от одной из девиц и теперь сидел в уголочке и потягивал красное вино с абсолютно умиротворённом выражением лица.
- Эта сука меня укусила! -  он пнул Люську ногой в живот, -  Извиняйся, тварь!
Люська молчала, а девицы-проститутки украдкой хихикали, видимо одобряя её выходку.  Поняв, что извиняться и заглаживать вину Люся не собирается, Слон пришёл в ярость.  Он бил её ногами и руками, так что всё тело девочки превратилось в один сплошной комок боли.  Она лежала на полу, свернувшись калачиком и закрывала руками голову, хоть туда и не били.  Текущие по щекам слёзы оставляли чёрные дорожки от размазанной от слёз косметики.
- Слон, остановись, -  пытался урезонить хозяина бани Назар, -  убьёшь ещё.
Но в гневе Слон был страшен и неуправляем.  Все знали это и лишний раз не связывались с ним.   А он, тем временем, подхватил голую Люську на руки и вынес из сауны.
- Куда это он её? -  спросила одна из проституток Назара.
- К себе, -  ответил он, целуя девушку в губы, -  учить извиняться.
Застолье, плавно переходящее в интимные забавы четырёх питерских уголовников и их временных спутниц, продолжились до глубокой ночи и в отсутствии Слона оно проходило даже легче и приятнее, чем, когда он был с ними за одним столом.

                                                         ***

    Дима с Геной уже собирались уезжать, когда увидели разъярённого Слона, который выбежал из бани с визжащей и вырывающейся обнажённой Люськой на руках.  Через пять минут после того, как Люська вошла в сауну, Дима получил оплату -  дозу героина.  Ровно столько же, сколько потеряла толи сама Кучеренко, толи её подружка.  Героин был высшей пробы, такой, какой и должны были получить чеченские партнёры Клима по наркобизнесу.
- Интересно, куда он её? -  спросил Дима, голос которого немного дрогнул.  Ему было жаль Барби, но он тщательно это скрывал и, даже закурив, встал в нарочито развязную, расслабленную позу.
- Да тебе-то не всё ли равно? -  задал встречный вопрос Гена, -  Поехали.  Холодно уже и темно.  А нам ещё заправиться надо.
После встречи с товарищем по боксёрской сборной, у Гены было приподнятое, даже благожелательное настроение.  Только вот передать его Диме у него не получилось.  Бросив на землю и затоптав носком дорогого ботинка недокуренную сигарету, Дима молча сел за руль и, попрощавшись со стоящими у ворот братками-охранниками, он выехал с территории особняка Слона.  В душе Студента остался неприятный осадок.  Успокаивало лишь то, что, как он думал, он наконец-то вышел из этой не очень приятной истории.  А вот Гена, благодаря встрече со старым другом вспомнил своё, ещё тогда, советское прошлое, свою спортивную юность, по которой у него была лёгкая ностальгия.  Так что он был даже благодарен судьбе за то, что приехал сюда вместе с Димой и Люсей.

                                                                  ***

    Хуже всех было Люське-Бпрби.  Когда Слон принёс её в дом, она вся дрожала от холода, покрывшись гусиной кожей.  Слон не стал терять времени, и отнёс девочку наверх, в спальню.  Интерьеров Люсьька, естественно, не разглядела.  Видела только огромную, застеленную красным бельём кровать, две тумбочки с ночниками по бокам.  Ночники создавали интимное освещение, которое должно было расслаблять, но Люську оно, почему-то, пугало.
- Нравится? -  спросил Слон, посадив Люську на кровать, которая тут же подтянула к себе колени.
- Ага, -  машинально ответила она, то и дело всхлипывая, -  красиво.
- Сейчас будет ещё красивее, -  недобро усмехнулся Слон и вышел.
    Когда он вернулся, для Барби начался настоящий Ад.  Сначала Слон привязал её руки к спинке кровати, затянув какие-то чёрные ленточки на запястьях так туго, что они очень скоро начали кровоточить, особенно, когда Люська извивалась, пытаясь уклониться от действий, которые проводил с ней Слон.  Когда в его руках появилась плётка, в глазах у Барби потемнело.
- Нет!  Пожалуйста!  Не надо!  Я всё сделаю, только не бейте!
Пару ударов она всё-таки получила.  Плётка била почти безболезненно, так как была из магазина для взрослых и предназначалась больше для антуража, чем для нанесения реальной физической боли.  Но это всё равно очень пугало Барби, ведь после плётки могло пойти в ход что-то более весомое.  Потому привязанная к кровати Кучеренко, неумело, но всё же сделала то, что Слон требовал у неё в сауне.  А потом Слон взял в руки бутылку и произвёл ею половой акт, лишив Люську невинности, правда к её счастью этого она не ощущала и не вспомнила после, потому что как только горлышко бутылки вторглось в неё, она потеряла сознание.  Не знала она и того, что, наигравшись с бутылкой, Слон совокупился с ней, сделав это в «соседнее» анальное отверстие.  Слону было даже не важно, что Барби была без сознания.  Лишь изредка он проверял её пульс и, убедившись, что она жива, продолжал удовлетворять свою похоть.
    Всё закончилось ближе к утру, когда пресытившийся уголовник вылил на Люську ведёрко ледяной воды, вместе с которой на неё посыпались кубики льда.  Когда девочка пришла в себя, он отвязал её руки и кинул принесённую из бани одежду.
- Одевайся и проваливай.  Ты своё отработала.
Люська не стала спрашивать, что с ней было.  Посмотрев на простыни и на свои ноги, по которым текла кровь, она всё поняла и зарыдала, закрыв лицо руками.  Не обращая внимания на её слёзы, Слон подозвал одного из братков:
- Отвезёшь её по адресу, куда скажет и объясни ей, чтоб молчала.
Парень кивнул и молча встал у двери, ожидая, пока Люська, которой предоставили возможность даже принять душ, чтобы родители и прочие любопытные ни о чём не знали, приведёт себя в порядок.
    Свой адрес девочка назвала с трудом, так как всё ещё не могла отойти от шока.  Она едва смогла сама дойти до машины.  Ноги у неё заплетались, а внутри болело всё так, что когда она села в машину, то едва не вскрикнула, потому что от боли даже сидеть было невыносимо.  Когда красная «девятка» остановилась у её подъезда, сидевший за рулём браток крепко взял её за плечо и притянул к себе:
- Надеюсь, ты понимаешь, что, если кому хоть слово вяквешь -  уроем.  Мы же теперь знаем, где ты живёшь.  Лохушка.  Смотри мне!
В руке братка сверкнула финка, остриё которой он приложил к щеке девушки, но не поранил.  А Люську и предупреждать не надо было, потому что она была напугана и так сгорала со стыда, что даже если бы её начали пытать, она бы вряд ли сказала бы кому-нибудь о том, что пережила этой ночью.  Во всяком случае в ближайшие несколько дней.  Она не заметила, как бандит сунул ей в карман несколько стодолларовых купюр, а потом опомнилась лишь тогда, когда он практически выкинул её из машины и уехал.  «Так, я ночевала у подруги, -  машинально думала Люська, пошатываясь идя к подъезду, -  а у какой?  У кого из моих подруг дачи есть?  Господи, как же всё болит».  Поморщившись, Люська-Барби скрылась за дверью подъезда

Конечно рост.  Ворд исправил, а я и не увидела.

Вообще интересные сами события, как передаётся атмосфера 90х, иногда бывают интересные словесные обороты - это из плюсов. Ну минусы ты знаешь...

Подпись автора

Весна всегда несёт в себе перемены.
(C) Майкл Такер

Глава 14.
Переступив черту.

    Подполковник Филатов не спешил рассылать ориентировки с фотороботом подозреваемой Марковой всем милицейским патрулям и постовым, потому что знал, что из-под властного крыла своего влиятельного дяди она никуда не денется.  Сначала Филатов сам хотел сам побеседовать с Марковым, надеясь на его гражданскую сознательность и, совершенно не подумав о том, что племянницу Марков любит больше, чем родную страну и, вместо того, чтобы по справедливости выдать её в руки правосудия, просто увезёт её с собой в Москву, где Филатову уже точно будет до неё не дотянуться.  Наверное, только недальновидность Филатова, да неведение самого полковника Маркова спасали его от неминуемого сердечного приступа.  Да что там от приступа!  От череды тех проблем, которые начнутся у него уже сегодня вечером.  А пока он терпеливо сидел в белом «запорожце», наблюдая за дверями школы в ожидании, когда оттуда выпорхнет его племянница, наверняка со своей подругой Машей -  образцом и примером для подражания, которым Лена так и не стала.  Последний звонок давно прозвенело и уже больше половины школьников покинули здание, а Лены с Машей всё не было.  Даже блондинка Кучеренко неторопливо ушла.  По чему-то совсем одна, ни на кого не глядя.  Странно.  Лена рассказывала Маркову, что Кучеренко имела успех у парней.  А вот и Маша.  Но, странное дело, она выходит одна, идёт неспешна, озирается по сторонам, будто ищет кого-то.  «А моя что же?  Сбежала что ли? -  Марков недовольно усмехнулся, -  Неужели мне на зло.  Вот же, дурёха, не понимает, что ли, в какую ситуацию угодила?!»  Опустив стекло, Марков крикнул:
- Маша!
Рябинина завертела головой по сторонам, испугано напряглась, не понимая, кто зовёт её.
- Маша! -  снова позвал Марков, -  Это я, Ленин дядя.  Подойди сюда.
Он нарочно не называл себя по имени -  мало ли что.  Вдруг кто-то из бандитов крутятся где-то поблизости.  Поняв, наконец, кто её зовёт, девочка быстро сбежала по ступенькам и, подойдя к машине, заглянула внутрь:
- Здравствуйте, Геннадий Александрович.  А Ленки нет.  Я думала, вы знаете.
Лицо девочки было обеспокоенным, а, теперь ещё и удивлённым.  Лицо полковника Маркова напряглось:
- Как нет?  А, где она?
- Я не знаю.  После третьего урока я нашей классной руководительнице журналы помогала отнести в учительскую, мы с ней договорились встретиться в столовой, но она куда-то пропала.  А потом Васёк мне сказал…
Девочка приблизилась ок мужчине, очевидно желая зашептать ему на ухо, но, чтобы не дотавлять ей таких не удобств, Марков открыл переднюю пассажирскую дверцу и попросил Машу сесть в машину.  Очень сбивчиво Рябинина рассказала, что со слов её одноклассника к школе подъезжал крутой чёрный джип, из которого вышел симпатичный молодой человек, который сказал, что он брат Лены и, вроде как, дал Ваську денег, чтобы тот вызвал Лену на пять минут на крыльцо, а потом в школу вошёл крепкий парень спортивного вида и взял его в заложники, угрожая, что убьёт, если Лена не пойдёт с ним, а потом подошёл тот, что назвался её братом и они ушли вместе.  Марков слушал девочку не перебивая.  С каждом сказанным ею словом в груди у него становилось жарче, дышать становилось всё труднее, но бывший чекист умел сдерживаться, потому никак не выдал Маше своего состояния.  А вот Рябинина была не на шутку встревожена и даже испугана:
- Скажите, Геннадий Александрович, это Дима с Геной, да?  Ведь это же они!
- Они, -  кивнул мужчина, постукивая пальцами по кожаной оплётке руля, -  вот что, Мария, я сейчас отвезу тебя домой, ты сиди там и никуда не выходи сегодня, поняла?  Ни к мальчикам, ни к подружкам, ни даже в магазин, хорошо?  Вдруг Лена будет тебе звонить.
- Да нет у меня подружек, -  растерялась девочка, -  а, если Дима с Геной позвонят?
Марков задумался.  Думал около минуты, потом сказал:
- Если они позвонят, ты запомни всё, что они говорят, запиши, если нужно, а потом…
«А, что, собственно, потом?  Не в милицию же ей звонить.  Бандиты узнают -  убьют.  Позвонит она, положим, к нам -  Ира до смерти перепугается.  Времени мы потеряем массу, хотя, я постараюсь обернуться поскорее».
- А потом ты перезвони мне, ну, к Лене в квартиру, и расскажи всё в точности, ясно?  Твои родители, надеюсь, ничего не знают про то, куда впуталась Лена?
- Нет, -  покачала головой Маша, -  только когда меня похищали мама знает.  Но тогда я ей сказала, что бандиты перепутали меня, но про Лену никто ничего не знает.
- Так они и тебя похищали?  А ну-ка, расскажи мне, не бойся.
Машина тронулась с места.  Пока Марков вёз Машу до дома, она рассказала ему не только о том, как её саму похищали, но и о том, как она видела всю ситуацию со стороны, от начала и до конца. Только о том, как Лена украла кошелёк у девушки-студентки в «МакДональдсе» она умолчала, потому что дала подруге слова никому не выдавать её.

                                              ***

    По коридорам Управления на Литейном Марков бежал как сумасшедший, даже не отвечая на приветствия.  Он торопился успеть застать Филатова на месте.  И застал.  Постучав и получив разрешение войти, Геннадий Александрович буквально вбежал в кабинет и, сняв берет, сказал, сев напротив хозяина кабинета:
- ЧП у меня, Иван Михайлович!
- О, товарищ полковник! -  обрадовался Филатов, оторвавшись от бумаг и посмотрев на вошедшего, -  Хорошо, что зашёл, я уж думал разыскивать тебя.  У меня ведь тоже ЧП, -  он надел очки и, протянув руку, взял со стола листок с фотороботом, уже хотел протянуть его гостю, но застыл словно «морская фигура» из детской игры, потому что Марков сказал:
- Ленка пропала.
- Как пропала? -  опешил Филатов, -  Куда?  Когда?
- Ориентировочно часов в двенадцать.  Похитили возле школы.  Иван Михайлович, помогай, миленький!  Всё есть!  И приметы похитителей и даже марка машины!
Филатов отложил листок, который держал в руке и придвинул к себе стопку чистых листов:
- Помогу конечно.  Только ты уверен, что это были похитители?
- Да, уверен.  Её одноклассница подтвердила.
- То есть, именно похитители, а не сообщники?
В кабинете повисла напряжённая тишина.  Оба мужчины смотрели друг другу в глаза так пристально, будто хотели прожечь друг в друге дырку и соревновались в том, кто сделает это быстрее.  Первым нарушил молчание Марков:
- Ты, Иван, опять за старое?  Я же объяснил тебе, что её подставили.  А сейчас она вообще неизвестно где и вообще… жива бы была.
Марков сказал эту фразу чуть тише и в сторону, но Филатов был непреклонен:
- Да нет, Геннадий Александрович, я не за старое, я как раз за новое!
Он положил перед полковником лист протокола допроса потерпевшей студентки Марины Филатовой, рассказавшей о странной истории, произошедшей с ней в «МакДональдсе» в центре города, а затем показал ему фоторобот подозреваемой, как две капли воды похожей на его племянницу.  Марков пробежал протокол глазами по диагонали, но этого ему хватило, чтобы понять суть и даже обратить внимание на детали.  Естественно, в прочитанное он не поверил, а вот одна деталь вызвала у него ухмылку:
- Ну надо же!  Тоже Филатова!  Прямо твоя однофамилица!
Марков поднял На Ивана Михайловича тяжёлый взгляд и тот понял, куда он клонит.
- Да!  Да, Гена!  Марина моя дочь, и что с того?  Или ты решил, что я нашёл повод…
- Да!  Нашёл повод отыграться!  Не удалось тебе посадить мою Ленку в прошлый раз, так ты ты сейчас решил!  По тем приметам, которые назвала твоя Марина можно полпитера арестовывать!  Одежда?  Да сейчас все в такой ходят!  Поведение?  Как будто ты нынешнюю молодёжь не знаешь!  Они сейчас все одинаковые!
- А фоторобот?
- А фоторобот ты и сам мог составить!  Ты ведь помнишь, как она выглядит.  И повесил бы на неё кражу!
Филатов открыл было рот, чтобы разразиться гневной тирадой, но передумал.  Поругаться с Марковым они ещё успеют.  Сначала нужно найти саму подозреваемую (или потерпевшую), а потом продолжать этот вечный спор.
- Ладно, Геннадий.  Давай сначала найдём её, а уж там разберёмся, кто прав, а кто нет.  Рассказывай.
Свет в кабинете подполковника Филатова в этот вечер горел допоздна.  Полковник Марков дал очень много ценной информации для следствия, грамотно, используя которую можно будет посадить Диму и Гену уже в ближайшие дни, и даже их примерные фотороботы (правда, пока только в словесном их описании) были приложены к делу.  Загадочной оставалась лишь фигура некого Клима, при упоминании о котором Марков опять испытал ощущение де жа вю.  Но, всё по порядку.  Сначала нужно было найти Лену, а там может и она чем поможет.  Ну никак он не мог поверить в то, что его племянница и вправду оказалась воровкой и украла тот самый кошелёк у дочери Филатова!

                                                       ***

    Джип остановился возле высокого забора уже знакомого мне особняка, правда в прошлый раз я видела его в темноте и не всё могла разглядеть.  Сейчас же мне были видны и вышки охраны и пристройки, и спутниковая телеантенна на крыше.  Дима дважды нажал на клаксон.  К воротам подошёл крепкий парень в короткой кожаной куртке, чем-то похожий на Гену.  После короткого приветствия, парень сказал, что мы можем пройти.
- Вылезай! -  коротко велел мне Гена.
Я не противилась и, выйдя из машины, пошла за бандитами.  Во-первых, противиться просто не было смысла, во-вторых, я была в такой панике и в таком шоке, что на какое-либо сопротивление у меня просто не было сил, да и боль в рёбрах и животе напоминала о том, что Гену с Димой лучше не злить. 
    Внутри дом Клима был отделан со вкусом: камин, дорогая, инкрустированная, наверное, позолотой, мебель, картины на стенах, антикварные часы и, словно бы в насмешку над правосудием (хотя, наверное, так и было), бронзовая статуэтка Фемиды на каминной полке.  На одной из стен рядом с охотничьим ружьём висела дорогая сабля, а паркет на полу был выложен мозаикой.  «Прямо музей какой-то», -  подумала я, поднимаясь по лестнице на второй этаж.  Кабинет, в который меня втолкнули был мне уже знаком.  В нём ничего не изменилось, только шторы на окне, кажется, были другого цвета.  Сегодня Клим сидел не за столом как в прошлый раз, а спиной к нам, в кресле с высокой резной спинкой.  Он читал возле растопленного потрескивающего поленьями камина.  Когда мы вошли, Дима интеллигентно кашлянул.  Клим отложил книгу и, поднявшись из кресла, кивком поздоровался с бандитами, потом сказал мне, пронзая стальным взглядом:
- Здравствуй, Лена.
- Здравствуйте, -  дрогнувшим голосом ответила я, а, так как горло сковало страхом, то получилось ещё и очень тихо.
Я стояла и смотрела в пол.  По привычке, как делаю это в школе у доски или в кабинете директора.  Подошедший мужчина взял меня за подбородок и резко поднял моё лицо вверх, властно приказав, не повышая при этом голову:
- Голову не опускай, когда со мной говоришь!  Не люблю!
Он не кричал, не ругался и даже не бил, но я побледнела от страха, по спине пробежал холодок.  Пальцы его продолжали держать мой подбородок, вроде не сильно, но ощущение было такое, что это не человеческая рука, а железные тиски.
- Где деньги? -  спросил Клим.
- У них, -  я попыталась мотнуть головой в сторону Димы и Гены, но получилось лишь указать глазами направление.
Дима вышел вперёд.  Подойдя к хозяину кабинета, он протянул ему мои, скрученные в трубочку деньги и проговорил каким-то виноватым голосом:
- Тут у неё не всё.  Говорит, что больше у неё нет.  Генка начал с неё выбивать, но я решил, что вам будет самому сподручнее с ней разобраться.  Это же всё-таки ваш приказ был.  Ещё я у неё про фраера пытался вызнать…
- Не тарахти! -  оборвал Диму Клим, подняв руку, потом указал мне на стул, -  Присаживайся, поговорим.
Я повиновалась.  Мужчина сел напротив и, пересчитав деньги, спросил:
- Как же так, Елена прекрасная, м?  Тебе было дано задание, а ты?
- Откуда же я столько денег возьму?  Тут моих только двадцать тысяч.  Часть Люська дала, часть я украла.
Я старалась говорить ровно, но голос всё равно дрожал.  Руки были холодны как лёд.  Я не знала, зачем сказала про украденные деньги, но я чувствовала, то это нужно было сказать.  Что, если я это скажу, то меня не убьют!  Похоже это сработало, потому что Клим и Дима переглянулись.  Я выдохнула и посмотрела на Гену, но он, кажется, вообще был безучастен к происходящему, и сидел на стуле в углу, покручивая на пальце складной нож на цепочке. 
- Как украла?  Расскажи.
Теперь голос человека с татуировками стал каким-то вкрадчивым что ли, и даже мягким.  Он заговорил со мной так, будто мне не шестнадцать лет, а шесть.  Такая перемена в его голосе показалась мне странной и даже пугала, но, пусть лучше так, чем как было до этого.
    И я рассказала им всё, как было.  От начала и до конца, со всеми подробностями.  Даже о том, какого цвета был украденный кошелёк.  Пока я говорила, мне откуда-то принесли горячий чай и бутерброды.  Гена вовсе покинул помещение, а вот Дима и Клим напряжённо и внимательно слушали.  Лишь потом я вспомнила о словах проститутки, с которой сидела месяц назад в «обезьяннике» -  «не базарь о своих подвигах кому попало -  за это и пришить могут».  Но что-тоо как будто вело меня, давая подсказки, подталкивая.  В висках стучало, сердце колотилось, но я продолжала говорить.  Закончив, я сглотнула и спросила:
- А можно вопрос?
- Спрашивай.
- Вы… убьёте меня, да?
В помещении стало тихо.  По-видимому, этот вариант развития событий рассматривался бандитами перво-наперво.  Я замерла и прикрыла глаза.  В груди и в животе стало холодно.  «Мамочка! -  мысленно позвала я, -  Где же ты, мама!  Дядя Гена!  Ты же милиционер!  Почему же ты не нашёл меня?  Они же меня убьют!»
- Нет, -  вдруг сказал Клим, -  не убьём.  Но и просто так не отпустим.  Ты отработаешь свой косяк.
- Как это? -  выдохнула я, мгновенно представив себе такие ужасы, о которых не то что сказать -  подумать-то стыдно, -  А, может быть, это Люська сделает?  Она ведь тоже виновата и у неё лучше получится!
Я перевела испуганный взгляд с Клима на Диму и обратно.  Дима с Геной засмеялись, Клим сдержанно хохотнул, потом наставительно поднял палец и строго сказал:
- А вот стрелочницей быть не хорошо.  В наших кругах этого не любят.
- Извините, -  глупо сказала я, -  но я же не в ваших кругах.  И потом, Кучеренко…
- Теперь в наших!
Голос Клима прорезал как нож масло.  Дёрнувшись, я так и застыла на месте, не совсем даже поняв смысл сказанного.
- Как это?
Со стороны собственный голос казался глухим и незнакомым.  Я хлопала глазами, ощущая реальность как-то совсем отстранённо.  Я была в шоке.  Клим усмехнулся:
- А что?  Сама виновата -  сказала же, что воровать умеешь, так?
- Да я ж один раз только.  Второй раз может не получиться.
- А ты дома потренируйся, -  ехидно хохотнул Гена.
Клим обошёл меня сзади и положил руки мне на плечи.  Он даже не давил, но я будто приросла к стулу.  Чуть наклонившись ко мне, он произнёс чуть хрипло:
- Ты, конечно, можешь и не воровать, и отработать долг так, как ты подумала.  Но делать это придётся ни один раз.  Тебе ведь это наверняка не понравится, правда же?  А тут нужно всего лишь украсть одну вещь и всё.  Она и по размеру-то примерно такая же как кошелёк.  Нет, как школьный журнал.
На губах мужчины появилась странная улыбка, суть которой мне конечно была непонятна, как и всё происходящее в целом.  Я понимала только одно: меня упорно втягивают во что-то грязное, криминальное, из которого я уже не смогу выбраться и, что самое ужасное, отказаться я тоже сейчас была не вправе (не знаю уж, что там для них делала Люська, но спать с бандитами для покрытия долга я не хотела точно).
- Что я должна украсть? -  спросила я, -  У кого?
- Это папка, -  голос Клима приобрёл деловые жёсткие нотки, обойдя стол, он сел за него, -  обыкновенная чёрная кожаная папка, в которой носят бумаги.  Такая вот как эта.
Клим взял со стола чёрную кожаную папку, убрал из неё какие-то бумаги, а саму её отдал мне.  Взяв предмет в руки, я ощупала его, стараясь запомнить каждую деталь.  В другой ситуации мне было бы любопытно, для чего ему папка, что в ней и кто её владелец, но сейчас я спросила только одно:
- Где находится папка?
- Вот это я понимаю, деловой подход, -  сказал Клим, Дима саркастически усмехнулся, -  папка в квартире одного гражданина.  Кто он тебе знать не обязательно, важно, что живёт он на первом этаже и рядом с его окнами есть труба.
Снова тишина.  Вор долго и пристально смотрит мне в глаза.  Я не сразу поняла, что он хочет услышать и к чему он сказал про трубу и первый этаж.  Когда поняла, по телу прошла дрожь.  Я даже вскочила на ноги.  Сидящий в углу Гена тоже на всякий случай встал со своего места.
- Вы что, хотите, чтобы я по квартирам лазила?
- А у тебя есть выбор? -  спросил Дима, -  Ты, девочка, не оборзела ли?  Мы за такие долги избиваем, отправляем на панель, или вовсе закапываем в ближайшем лесу, а тебе сам Клим такую честь оказывает, а ты ещё рыпаешься!
Слышно было, что фразу «сам Клим» Дима произнёс с изрядной долей подобострастия, хотя и пытался это скрыть.  Заметила это не только я, но и хозяин дома.  Недовольно скривившись, он махнул рукой, призывая Диму остановиться:
- Сбавь обороты, подхалим, -  потом обратился ко мне, -  так что, Елена прекрасная?  Принимаешь мои условия, или желаешь отрабатывать как все?
Ответ мой был очевиден.  Я кивнула и согласилась.  Клим удовлетворённо улыбнулся, потом, оторвав блокнотный листок, написал на нём что-то и отдал мне.  Взяв листок, я прочитала «Невский Проспект, дом 22, квартира 15, кухонное окно со двора».
- У тебя есть целых три дня, вернее сказать, три ночи, -  сказал Клин, заложив руки за спину и расхаживая туда-сюда по кабинету, -  хозяин в отъезде, но папка точно в квартире.
- А его родственники?  А животные?  Вдруг у него собака и лай поднимет?
- А ты смекалистая, -  одобрил Клим, -  нет у него не собак, ни родственников.  Один живёт.
- А где именно он хранит папку?
- Дорогая моя! -  развёл руками вор в законе, -  Если бы я знал, где он её хранит, она давно была бы у меня.  Это уже твоя забота.  Всё, иди.  Дима отвезёт тебя обратно к школе.  Или туда, куда скажешь.
Я поднялась, теребя край кофты под курткой.
- После того, как я украду для вас папку вы от меня, отстанете?  Я вас больше не увижу?
- А мы что, такие страшные? -  спросил Гена.
- Говори за себя, -  хохотнул Дима, -  конкретно тебя как раз девки и боятся.
Их диалог больше напоминал спор пацанов из моего класса на переменах.  На какой-то момент они даже показались мне не такими страшными.  Но, естественно, ощущение это было обманчивым.
- Хватит! -  властно прикрикнул на них Клим, потом обратился ко мне, -  Отстанем, конечно, если сделаешь всё как надо.
- Надеюсь, -  сказала я совсем тихо и направилась к двери.
Но Клим окликнул меня вновь.  Пришлось остановиться и обернуться.
- Кто тот фраер, который тебя от школы забирал?
«А этому как Диме с Геной не соврёшь», -  пронеслось у меня в голове.  Сердце застучало как боевой барабан в каком-нибудь африканском племени.  Но не сдавать же дядю Гену бандитам.  Этого делать никак нельзя!
- Это мой учитель по музыке, -  выдавила я, -  ему просто по пути было, вот он за мной и заехал.
- Играешь на чём?
Взгляд вора в законе прошивал насквозь, так что внутри всё похолодело.
- На пианино хотела.  Тогда как раз был первый урок.
- И что, хорошо получается?
- Не очень.  Учитель сказал, что я совершенно не обучаема музыке.
«Господи, это где ж я так врать-то научилась?  Просто вру и, наверное, даже не краснею».  Я пристально посмотрела на Клима и Диму, они на меня.
- Ладно, иди, юное дарование, -  сказал Клим спокойно, -  Дима, отвези, куда скажет.
Мы с Димой вышли, Гена тоже хотел идти за нами, но Клим задержал его.
Конечно, наивно было полагать, что вор в «законе» поверил в мою байку в мою байку про учителя музыки.  Так, собственно, оно и было, только я об этом не знала.  Оставшись с Геной наедине, Клим приказал ему разузнать, кто владелец белого «Запорожца 356 УТ», просто-таки достать его из-под земли. 
    Когда Дима привёз меня к дому, было уже девять вечера.
- Всё запомнила? -  строго спросил он, перед тем, как я вышла из машины.
- Запомнила-запомнила.
- Только папку.  Ничего лишнего не бери и перчатки надень.  Можно медицинские.
- Так неудобно же будет.
- Зато не посадят.  Всё, топай, поздно уже.  Не хватало ещё, чтобы твоя мама в ментовку побежала тебя разыскивать.
Не став спорить, я вышла из машины.  Дима тут же уехал.  В подъезд я вошла не сразу -  минут пятнадцать я просто сидела на скамейке, обдумывая сложившуюся ситуацию.  Что сказать маме?  Как объяснить, где я была и, главное?  Что вообще делать?  «Ладно, -  решила я, -  буду импровизировать.  В конце концов, мама с дядей Геной если и накажут, то не убьют в прямом смысле слова.  А дяде Гене я вообще расскажу всё, и он быстренько решит эту ситуацию и мне не придётся ничего воровать».  Я поднялась и, подойдя к деревянной двери подъезда, взялась за ручку.  Но дверь, неожиданно открылась сама и из подъезда на меня выскочила… Машка!  В первые секунды я вообще не поняла, кто это и по привычке сказала недовольно:
- Аккуратнее можно, ну!
- Ленка?!  Ленка, ё-моё, куда ты пропала?  Мы все с ног сбились, тебя ищем!
Услышать от Машки «ё-моё» было равносильно, как если бы прямо сейчас и здесь началось северное сияние.  Но удивило меня другое:
- А ты что тут делаешь в такое время?  Давай хоть в подъезд зайдём, холодно.
Я попыталась протиснуться мимо Машки в подъезд, но та, вдруг, взяла меня за плечи и стала толкать обратно на улицу.
- Погоди!  Тебе домой нельзя сейчас.
- Чего? -  я недоумевающе вытаращилась на подругу.
Машка огляделась по сторонам, она была явно взволнована, потом затараторила, перейдя, практически, на шёпот:
- То есть, тебе конечно нужно домой, потому что мама волнуется, но я, в общем, я сказала, что ты осталась оу меня ночевать, но она не поверила конечно, наверняка позвонит моим и будет скандал, но, это… в общем, у тебя дома милиция!
- Что?!  Как?!  И сейчас тоже? -  я подняла голову и посмотрела на окна третьего этажа.  Они были зашторены, но видно было, что в большой комнате горел свет и по комнате ходили люди, -  Так они, наверное, потому что меня ищут, вот и пришли.  Я сейчас пойду и…
- Да нет же! -  Машка снова остановила меня, потянув за рукав, -  Стой!  Они пришли по делу о краже того кошелька из «МакДональдса»!
- Что??? -  я так и остолбенела, прислонившись к двери подъезда спиной, -  Но, столько времени прошло…  Как они поняли, что это я?
- Ну, вот этого я не знаю.  Но твой дядя Гена уверяет их, что ты вот-вот вернёшься и докажешь, что ты ничего не крала.
- А ты что там делала?
Задав вопрос Машке, я инстинктивно посмотрела наверх и по сторонам, убеждаясь, что с окон меня не видно, так как я стою под козырьком подъезда.  Машка пожала плечами и, почему-то, виновато опустила глаза:
- А меня твоя мама позвала.  Вроде как в свидетели.
- Она верит, что это я, да?
- Не знаю, но она очень злится.
Я замолчала.  Задумалась.  Мысли стремительно обгоняли одна другую: «не могу ж я так подставить дядю Гену!  Не могу!  Он же наверняка верит в мою невиновность.  А верит ли?»    Я посмотрела на Рябинину.  Она прикрыла меня перед милицией и мамой.  Сказала, что я осталась у неё ночевать.  Настоящая подруга.  «Нет, её подставлять тоже нельзя.  И домой нельзя!  Чёрт…  Что же…?»  Я вдруг нашарила в кармане куртки какой-то клочок бумаги.  В темноте я не могла, конечно, разобрать, что на нём написано, но я и так помнила, что это -  это адрес человека, у которого я должна буду выкрасть папку для Клима.
- Слушай, Машка, ты, знаешь, ты иди к моим и скажи, что не нашла меня у себя дома, ладно?
- Ты чего?! -  ошарашенно округлила глаза подруга, -  Ты что, хочешь, чтобы мама с дядей Геной с ума сошли?  А сама ты куда пойдёшь?
- Нет, Маш, я не хочу, конечно, чтобы маме было плохо, но и в тюрьму я тоже не хочу, а меня посадят, понимаешь?
В этот момент я услышала какие-то голоса в подъезде.  Кто-то спускался по лестнице.
- Всё, Машка, со мной всё будет хорошо.  Как смогу, я тебе позвоню!
- Откуда позвонишь? -  крикнула мне вслед Рябинина, но я уже бежала вдоль дома, скрываемая густыми кустами и не стала оборачиваться, чтобы ответить ей.  В конце концов, чем меньше она сейчас знает, тем лучше.
   
                                                ***

    Милиционеры прождали Лену Маркову до одиннадцати, но она так и не появилась.  Напрасно её мать слёзно пыталась объяснить стражам порядка, что её дочь никакая не преступница и всё это какая-то ошибка.  Все имеющиеся факты говорили об обратном.  Полковник Марков ничего не объяснял и уж тем более не демонстрировал своих эмоций прилюдно, хотя был в не меньшем шоке.  Извинившись перед милиционерами, он отвёл мать Лены в соседнюю комнату.  Там он дал ей смесь из нескольких успокоительных настоек тои ещё какую-то таблетку, которую принёс с собой, затем сказал, помогая сестре лечь на кровать:
- Тебе надо поспать, Ира.  Я найду её, обещаю тебе.
- Гена, я не могу, -  заливалась слезами женщина, -  где она?  Что с ней?  И ещё эта милиция!  Неужели наша Ленка и, вдруг, воровка?
- Не думаю, -  сказал Марков, укрывая Ирину и заботливо гладя по голове, как в детстве, -  здесь наверняка какая-то ошибка. 
- Но где тогда она сама, а? -  женщина приподнялась на локте.
- Так Маша же сказала, что она осталась у неё ночевать.  Сейчас вот сказала, что приведёт её.  Ты поспи, пока они н придут, а я поговорю с милиционерами, мне ведь это проще.
Мать Лены вздохнула, но ничего не ответила и, прикрыв глаза, тут же провалилась в тяжёлый лекарственный сон.  Таблетка, которую дал Ирине полковник Марков была не обычным снотворным: такие препараты использовались в спецслужбах КГБ СССР, когда нужно было выдержать максимальный стресс и оставаться в собранном состоянии, не впадая в панику.  На крепких тренированных работников самого страшного ведомства Советского Союза таблетка не оказывала снотворного эффекта, но Ирина Владимировна была слабая женщина, да ещё и в состоянии стресса, так что для неё это сейчас являлось мягким снотворным, у которого почти не было побочных эффектов.
    Выйдя к милиционерам, Марков решительно заявил:
- Чтобы у вас не возникло мыслей о том, что мы нарочно укрываем её где-то, я поеду искать её вместе с вами.
- Это разумно, -  сухо сказал высокий милиционер, держащий подмышкой чёрную кожаную папку, в которой находились бумаги для составления протокола и материалы заведённого на Лену дела, -  подумайте, где она ещё может быть?  Подруги?  Мальчики, одноклассники, или…
- Не учите меня думать майор, -  немного раздражённо остановил его Марков и пошёл в прихожую, -  я знаю одну её одноклассницу, у которой она могла бы быть сейчас.
- Но девочка, та, что приходила, Маша, она сказала, что Лена осталась у неё ночевать.  Разве это не так? -  спросил совсем молодой младший лейтенант, который, в отличии от своего коллеги майора говорил с Марковым более уважительно и даже немного побаивался его.
- Нет-нет, -  чуть улыбнулся Марков, -  Ленка не у Маши, уж поверь.
Милиционеры вопросов больше не задавали, а просто покинули квартиру вместе с полковником.  Когда они сели в машину, Марков назвал им адрес Люси Кучеренко -  одноклассницы Лены, вокруг которой постоянно сгущается криминальный душок, если верить рассказам самой Лены Марковой.

                                                  ***

    Пробежав до конца квартала, я остановилась, чтобы отдышаться, а заодно оглядеться.  За мной никто не гнался, милицейской машины по близости тоже не наблюдалось.  Наверное, меня просто ещё не начали искать.  Ну и слава богу.  Чем позже меня хватятся, тем лучше.  Встав под фонарём, я достала из кармана клочок бумаги с адресом квартиры, из которой я должна буду украсть папку.  Прочитав, не поверила своим глазам.  Такого просто не бывает в природе!  Я находилась прямо рядом с тем домом, который был указан в адресе! 
- Мистика, блин, какая-то, -  пробормотала я, подходя ближе к дому.
    Мне пришлось обогнуть полддома, чтобы попасть во двор-колодец, а, перед этим, зайти в три подъезда, чтобы выяснить, где находится квартира пятнадцать.  Потом, когда я оказалась во дворе, я стала искать нужные окна.  Конечно был большой риск, что я рассчитала всё неправильно и окажусь не в той квартире, но выбора у меня не было.  Если вернуться сейчас домой то, как я полагала, будет ещё хуже.  «Хотя, куда уж хуже?  Я выполняю задание бандитов, мама там, наверное, с ума сходит, а дядя Гена меня, хорошо, если не выпорет, но дома потом запрёт на месяц точно».  Я подняла голову и внимательно посмотрела на окна третьего этажа: время было ещё не позднее, всего десять вечера, потому практически везде на кухне горел свет.  А вот в одном окне света не было.  Рядом была водосточная труба, которая находилась совсем близко к окну.  «Так, а как я внутрь попаду?  Окна-то закрыты.  Я ж им не взломщик экстра-класса, блин!»  Оглядевшись по сторонам, я увидела обломок кирпича.  Подойдя к нему, я уже собиралась его взять, когда услышала ворчливый женский голос:
- А ты чего тут шляешься?  Куришь небось?
Обернувшись, я увидела, что это была дворник с пустым ведром, метлой и лопатой.  «Баба с пустым ведром, к несчастью», -  промелькнула у меня в голове.
- Да не курю я.  У меня это… шнурок развязался.
- Шнурок развязался! -  ворчливо повторила дворник, -  Почему не дома в такое время?
- Так вот, иду.  Из секции возвращаюсь.  Ой, вы, извините, меня мама уже заждалась, я побегу, ладно?
Не дожидаясь ответа, я рванула прочь из двора и завернула за угол.  Дворничиха, понятное дело, за мной не следила и, поворчав ещё что-то, пошла по своим делам.  Она забудет про меня уже через пять минут, но, главное было сделать видимость, что в этот дом мне совсем не нужно, и что я просто проходила дворами, и что я вообще примерная девочка, спешащая домой, к маме -  старшему поколению ведь нравятся примерные девочки и мальчики.  Постояв там немного, я снова вернулась во двор.  Становилось холодно и нужно было всё делать быстрее.  Убедившись, что во дворе никого и в окна тоже никто не смотрит, я положила обломок кирпича в рюкзак и, выдохнув, подошла к трубе.  «Ага, да-ада, вися на трубе я буду разбивать окно?  Бред же какой!  Нужно что-то…. Что-то типа…»  Я огляделась ещё раз.  Ничего подходящего, чем можно было разбить окно не было.  А нужна была такая мелочь!  Футбольный мяч.  Где взять его почти посреди ночи?  Можно было пойти к знакомым пацанам из соседнего дома и попросить у них, но с учётом того, что у меня дома был свой собственный, это выглядело бы слегка странно.  На смену бурной деятельности начало приходить отчаянье.  Отчаянье и злость, прежде всего на проклятого Клима с его компанией.  «И домой нельзя!  Вдруг милиция ещё там».  Разозлившись, я пнула какую-то картонную коробку, стоящую в углу двора.  Коробка перевернулась, из неё выпали детские игрушки, ещё какие-то вещи и… выкатился мяч!  У меня даже голова закружилась.  Обхватив голову руками, я испуганно огляделась, потом присела на корточки, шумно выдохнув.  Ну не может мне так бесконечно вести!  Просто не бывает такого!  Я не верила в мистику, во всякие там высшие и не высшие силы, которые ведут человека по жизни и так далее, но сейчас всё выходило так, будто какая-то, определённо нечистая сила подсказывала мне что делать и создавала для этого все условия.  Осталось только точно попасть в нужное окно, потом спрятаться и переждать, пока высунувшиеся в окно соседи обсудят происшедшее, а потом труба, карниз…  «Угу, труба, карниз и мордой вниз».
    Поднявшись, я несколько раз ударила мяч о землю, чтобы проверить, хорошо ли надут.  Мяч оказался хорошим и почти чистым.  Не иначе как кто-то просто забыл его или выбросил по ошибке.  А вот как пнуть мяч так, чтобы он попал в окно первого этажа -  это вопрос! 
- Хотя, учительская у нас на втором, туда же дотягивались, и ничего, -  пробормотала я, обращаясь неизвестно к кому.
В итоге, попасть в окно у меня получилось только с четвёртого раза, сама упав на землю, после своего коронного «гола».  Когда жители соседних квартир начали открывать окна, чтобы узнать, какой хулиган бьёт стёкла, я, как раз, пробегала, чтобы спрятаться в закутке.  Наверное, меня видели, но только силуэт.  «Надеюсь, на мне нет сильно приметных деталей одежды», -  думала я, спрятавшись за мусорным баком.
- Хватит хулиганить, шпана малолетняя! -  крикнул какой-то пожилой мужчина, -  Сейчас милицию вызову!
Он озирался по сторонам, явно никого не видя, но уверенный в том, что его слова напугают хулиганов.
- Да вообще безобразие! -  поддержала какая-то тётка с верхних этажей.
Ещё несколько человек выглянули во двор и высказались по поводу случившегося, но уже через пару минут позакрывали окна, некоторые даже погасили свет.  Наступила тишина. 
    Сказать, что забраться по трубе было сложно, значит не сказать ничего.  Сейчас я очень жалела, что пренебрегала уроками физкультуры и большей частью валяла на них дурака, нежели выполняла указания преподавателя, во время лазания по канату.  На половине пути, я, вдруг осознала, что может быть нужно придумать какой-то другой способ попасть в квартиру, потому что вспотевшие ладони то и дело соскальзывали с трубы и я рисковала несколько раз сорваться.  Но, посмотрев вниз, я поняла, что преодолевала уже половину пути и обидно будет бросать это дело, тем более, что другого шанса мне может вообще не представится, а дома у меня милиция и туда мне точно нельзя, как, наверное, и к Машке, потому что если меня будут искать, то к ней пойдут к первой.  Поравнявшись с окном первого этажа, я увидела, что до окна всего несколько приставных шагов по карнизу и кирпичным выступам, однако, их ещё нужно было сделать. 
- Я не боюсь высоты.  Всё в порядке.  Мама, я тебя люблю!  Ай!
За какой-то крючок на трубе зацепилась бисерная «фенечка», которую сплела мне в школе Машка. 
Нитка лопнула и бисеринки полетели вниз, на неровный, местами в выбоинах, асфальт двора.  Шаг, ещё шаг.  Я зажмурилась, прижавшись животом и грудью к стене, а руками зацепившись за какой-то крюк в стене дома, как раз располагающийся у меня на пути.  Ещё один приставной шаг, и вот я схватилась рукой за оконную раму.
- А-а—ай, бли-и-ин!!!
Мне в ладонь впились мелкие осколки стекла, оставшиеся в раме после того, как я попала в окно мячом.  Широкий шаг левой ногой в сторону, и вот я нащупала ногой чуть покатый железный наружный подоконник.  Ещё немного, пару движений, и…  Вторая нога соскользнула вниз, и я поняла, что кот-вот сорвусь.  Только чудом я успела ухватиться руками за нижнюю часть рамы и повиснуть так.  Ладони были уже все в крови, так что от боли катились слёзы.  А ещё проклятый рюкзак, висевший за спиной, тянул вниз.  «Скинуть его?  Ой, нет, нельзя.  По нему же меня и найдут, и тогда ещё хуже будет».  Вдохнув, я затаила дыхание и, сжав зубы, стала подтягиваться на руках, чтобы втянуть себя в окно.  Из-под залитых кровью рук вниз полетели мелкие стёкла.  Ещё рывок, и ещё один!  Я всё-таки подтянулась и втянула себя в квартиру.
    По счастью в квартире были низкие подоконники, так что падая внутрь (а я, именно упала, а не эффектно впрыгнула внутрь, как было бы в голливудских фильмах), я ужарилась не очень больно.  Поднявшись, я тут же побежала в ванную, потому что руки у меня были в крови, которая, кстати, накапала и на пол кухни тоже -  придётся убирать.  Ванная комната была отделана с большим вкусом, примерно также, как и у Люськи Кучеренко: дорогая сантехника, розовый кафель, зеркало и подсветка по кругу.  Всё блестело чистотой, новизной и дороговизной.  «Богатенький товарищ тут живёт», -  думала я, засовывая руки под холодную воду и, попутно, осматриваясь в поисках шкафчика с перекисью и бин7тами.  Ужасно мешал рюкзак за спиной, но пока руки были в крови, я не могла снять его.  Шкафчик я всё-таки нашла, а в нём всё необходимое, чтобы обработать раны и перевязать руки. 
- Ай-ай-ай… -  простонала я, касаясь ран ватой с перекисью водорода.
Конечно, играя с пацанами в футбол или лазая на даче по деревьям я часто получала раны, ссадины и прочие неприятности и уже с тринадцати лет умела сам, а их обрабатывать, но в этот раз они были довольно глубокими, так что я даже побоялась -  не осталось бы шрамов. 
    Закончив процедуру я, с забинтованными руками прошла в комнату и, скинув на диван надоевший рюкзак, включила напольный торшер, чтобы хоть как-то осветить комнату.  Большой свет я включать не рисковала, ведь хозяев не было дома, и свет в их квартире был бы подозрителен.  «Может ещё шторы задёрнуть?»  Я так и сделала.  Потом, найдя половую тряпку и швабру я вытерла пол там, где были капли крови и даже собрала попавшие в квартиру осколки разбитого оконного стекла.  Вот бы видела меня мама!  Порадовалась бы, наверное, ведь дома меня не заставить убираться, а тут вон -  сама взяла в руки швабру -  добровольно!  Прибравшись, я вернулась в комнату и села на диван.  Очень хотелось есть.  Найдя в рюкзаке «Сникерс», я развернула его и с жадностью откусила большой кусок.  Я  не знала, как долго мне теперь придётся прятаться и что мне делать дальше.  Вся надежда была только на Машку.  Она-то наверняка будет в курсе происходящего, ведь её, как мою самую близкую подругу, будут допрашивать и ни раз.  Пока что в голове был сплошной сумбур.  Нужно было чем-то занять руки.  «О!  А поищу-ка я пока эту папку!  Всё равно же придётся».  Я уже встала и, пройдя по мягкому дорогому ковру в кроссовках к стенке, хотела открыть первую дверцу, когда вспомнила про отпечатки пальцев.  «Что же делать?  Перчаток-то нет.  Не предусмотрела».  Выход нашёлся почти сразу: в кухне в ящике я нашла два прозрачный полиэтиленовых пакета.  Надев их на руки, я снова подошла к стенке и стала искать то, что требовали от меня бандиты: кожаную чёрную папку.

                                                       ***

    Пока Лена Маркова хозяйничала в чужой квартире, в квартиру Люси Кучеренко заявились два милиционера и полковник Марков, чем немало удивили и даже напугали Люсиных родителей.
- Господи, Люсенька что-то натворила? -  ужаснулась её мать, когда увидела людей в форме. 
Белокурая красивая женщина была очень схожа с дочерью внешне -  у неё были такие же большие голубые глаза и красивые черты лица.  Она, как и Люська одевалась стильно и дорого и сейчас стояла в прихожей, прижав руки к груди и непонимающе хлопала глазами.  Её отец реагировал иначе: увидев на пороге милиционеров, он, мгновенно посуровел и крикнул, обернувшись в сторону дальней комнаты:
- Люся!  А-ну, быстро иди сюда!
Дверь дальней комнаты открылась.  Из неё вышла Люська в розовом халатике и тапочках с пушистыми помпончиками.  Увидев милиционеров, она замедлила шаг и остановилась.
- Пап, а что случилось? -  испуганно спросила девочка.
Полковник Марков вышел вперёд и подошёл к Кучеренко:
- Скажи мне, Люся, не знаешь ли ты, где Лена Маркова?
- Нет, не знаю.  А что случилось-то?
Родители школьницы переглянулись.
- Так значит Люська ничего не сделала? -  с надеждой спросила мать.
- Нет-нет, ничего, -  успокоил её старший из милиционеров, -  мы ищем её одноклассницу.
- А-а, видел я тут одну недавно, -  вспомнил, вдруг, отец, -  приходила такая чёрненькая.  Среднего роста.  В двенадцать часов заявилась.
- А это случайно не она? -  младший милиционер подошёл к отцу Люси и протянул листок с фотороботом Лены Марковой.
Мужчина посмотрел на чёрно-белый снимок и тут же сказал:
- Ну да, она и есть!  Правда, как меня увидела, сразу соскочила и засобиралась домой.  Одна, на ночь глядя, я ещё удивился тогда, думаю, как же доберётся-то.
- Я прошу прощения, Люся, где мы можем поговорить?
Полковник Марков умел говорить мягко, вкрадчиво, доверительно, так, чтобы расположить к себе собеседника.  Это тоже было частью его прошлого и при ведении некоторых допросов иногда играло немаловажную роль.  Люськка колебалась с полминуты, потом сказала:
- На кухне.
Полковник кивнул и попросил милиционеров остаться с родителями девочки, а родителей попросил не беспокоиться, сказав, что это будет просто небольшая неформальная беседа и ничего больше.  Затем он, вместе с Люськой прошёл на кухню, плотно прикрыв за собой дверь.
    На кухне девочка держалась скованно и зажато, она почти не поднимала глаз и на вопросы Маркова отвечала односложно, не зная, что можно говорить, а чего нет.  Потом, она, вдруг, спросила:
- У вас такая же фамилия, как у Ленки.  Вы случайно не…?
- Нет, -  тут же ответил полковник, -  мы не родственники.  Просто однофамильцы.
Поразительно, но этот факт, как будто снял с Люськи какие-то оковы что ли.  Она даже села ровнее и сразу стала словоохотливой и заговорила почти без остановки:
- Вы знаете, -  сказала она, не по-детски элегантно кладя ногу на ногу, -  Ленка она вообще странная…  Друзья у неё сомнительные какие-то.  Всё время к школе подъезжали.
- Да что ты говоришь? -  вырвалось у полковника.
Бывший работник спецслужб едва не потерял самообладание, когда понял, что происходит!  Поверив в его легенду, что они с Леной просто однофамильцы, Люся просто начала подставлять её, скидывая на неё всю ту грязь, с которой сама была связана.  «Господи, откуда ж в этой сопливой девчонке столько подлости? -  думал Марков, глядя в ещё детское Люськино лицо и слушая её рассказ, -  Что ж за время-то такое…»
- И ты видела этих самых друзей, да? -  продолжал допрос полковник, чудовищными усилиями изображая беспристрастность.
- Пару раз, -  пожала плечами Люся, -  они к школе подъезжали как раз за ней, я мимо проходила просто.  Жуткие типы.  Сразу видно -  бандиты.
- А на какой машине они подъезжали, ты не заметила?
- Ой, такая большая, чёрная.  Джип, кажется.
«Боже, да эта девица, чтобы себя выгородить мать родную сдать готова! -  ужаснулся Марков, -  Во время войны таких расстреливали без суда».  Марков даже ничего не стал записывать в блокнот, а только с её более каменным лицом задал следующий вопрос:
- Твой папа сказал, что Лена приходила к тебе ночью.  Зачем?
- Так это… она деньги в долг просила.  Просто-таки требовала!
Глаза Люськи округлились в праведном гневе.  Она врала, не запинаясь и не краснея.  Не каждый подросток так умеет, а Люська была в свои шестнадцать настоящей актрисой и умело этим пользовалась.  Только вот у полковника Маркова этот факт не вызывал ничего, кроме омерзения.  Он верил рассказу племянницы и знал, что ни за какими деньгами она к Люсе не ходила (Лена ведь ему именно так сказала), но сейчас нужно было сделать вид, что он абсолютно беспристрастен, что он просто полковник милиции, проводящий допрос свидетельницы. 
- Она сказала тебе, зачем ей были нужны деньги?  Сколько она просила?
- Очень много, -  растерянно сказала Люська, -  двести тысяч.  Зачем -  не сказала.
Марков снова некоторое время молчал, потом спросил совсем сухо:
- А сегодня ты, значит, последний раз её видела…?
- После третьего урока, -  отозвалась Люся, -  они с Машкой Рябининой в столовую собирались.  Но, я ушла первая, и Ленку больше не видела.  А что она, всё-таки, натворила?
- Это мы и пытаемся выяснить, -  полковник поднялся, -  сегодня она не пришла домой из школы, её мать заявила в милицию.  Если Лена появится или даст о себе знать -  сразу позвони её маме, поняла?
Кучеренко кивнула и, улыбнувшись, клятвенно пообещала, что так и сделает.  Конечно Марков слабо верил в то, что она выполнит обещание, но он был обязан предупредить её.  Выйдя в коридор, он коротко бросил двоим милиционерам:
- Звоните в отделение и давайте команду разослать фоторобот лены по всем отделениям милиции города.  Снарядить патрули для поиска.  В общем, не мне вас учить, сами знаете, что делать!  Поехали!
- А, куда? -  спросил младший милиционер, -  В смысле, куда дальше?
- Для начала выйдем из квартиры, -  после паузы ответил полковник.
Самым жутким было то, что он совершенно не представлял, где искать племянницу.  Филатов обещал пробить для него информацию про Диму с Геной, но загвоздка была в том, что на них в питерской милиции ничего не было, потому максимум, что можно было о них узнать, это прописку и место работы\учёбы.  Но и это будет уже что-то.  И, конечно Маркова интересовала фигура Клима.  Информацию о нём он ждал с нетерпением, ведь именно благодаря Климу он, в своё время, как раз и получил звание полковника (правда, полковника КГБ, но это уже детали).  Тогда в 1984 ему удалось поспособствовать отправлению этого субъекта на восемь лет колонии строгого режима, и вот опять судьба, через Лену, почти свела их вместе.  Парадокс!

                                                   ***

    Я не поступала так, как поступают грабители квартир в кино -  то есть не стала переворачивать всё вверх дном, устраивая полный бардак.  Это, по моему мнению, было глупо и без всякой надобности.  Открывая по очереди дверцы стенки, я ощупывала облачёнными в пакеты руками все предметы, в поисках папки.  Но вот именно чёрной нигде не было, хотя попадались целые стопки папок и просто бумаг.  «Среди документов нет.  Может, увёз с собой?»  Я присела на корточки и стала открывать нижние дверцы.  Там лежала аккуратно сложенная одежда.  Не может же человек хранить важные документы среди одежды?  Однако, я была очень наивной, не сведущей ни в делах бизнеса, ни, тем более, пока ещё, в делах криминала.  Много позже я уже не буду удивляться тому, что люди могут прятать что угодно и где угодно, лишь бы сохранить от воров ценные для себя вещи.  А сейчас мне впервые предстояло увидеть эту нестыковку: под горой тёплых вязанных свитеров я нащупала что-то твёрдое, плоское, прямоугольной формы.  Стараясь не потревожить стопку с одеждой, я аккуратно вынула чёрный прямоугольник.  Это, действительно, оказалась папка.  Чёрная, кожаная, на молнии, с металлическими уголками и теснением в виде российского герба.  «И при чём тут герб?»  Повертев её в руках, я, какое-то время думала, открывать или нет.  Потом решила, что не стоит.  Ещё около часа у меня ушло на обшаривание шкафов, серванта и даже кровати -  вдруг это не единственная чёрная папка в квартире.  Но, похоже она была единственной, так как поиски в прихожей, в коридоре и на кухне тоже ничего не дали.  Попутно мне попалась красивая резная шкатулка, в которой вместо драгоценностей лежали деньги, причём, это были доллары.  Я видела доллары вживую, не по телевизору впервые, но не стала их даже трогать -  ворованные деньги ещё никому не приносили счастья.  Да-да, именно так я думала сейчас, в свои шестнадцать лет.  Моё мнение изменится, но это будет потом.  А пока я ходила туда-сюда по квартире, судорожно думая, что делать дальше.  Ну отдам я Климу эту папку, а, что потом?  Стоит мне вернуться домой, как меня сразу же загребут в милицию.  Дядя Гена сдаст.  Или не сдаст, но не сможет прикрыть.  «А, может, у этого Клима помощи попросить?» -  подумала я и тут же ударила сама себя по щеке и сказала вслух:
- О чём думаешь, дура!  Не хватало ещё у бандитов помощи просить!
«А у кого тогда?  Машке позвонить?  Точно!»  Я посмотрела на часы у себя на руке -  23:30.  Конечно, волнуясь за меня, Рябинина могла ещё не спать и сидеть около телефона и ждать звонка.  Но, с другой стороны, трубку могли взять её родители, и вот тогда…  «Ай, на удачу», -  решила я и, подойдя к телефону, стала набирать номер подруги.  Гудок.  Ещё один.  Ещё.  Неужели спит!
- Алло!  Ленка, ты! -  услышала я запыхавшийся взволнованный Машкин голос.  Она говорила почти шёпотом, видимо, чтобы не разбудить родителей.
- Машка!  Машка, слушай!  Со мной, короче, всё в порядке.  Я в тепле, сытая, почти довольная, -  затараторила я, но подруга перебила:
- Лен, ты вообще где находишься?  Дядя Гена сказал, чтобы, как только ты объявишься, я ему сообщила.  Он и два милиционера тебя по всему городу ищут!  Наверное, всех наших опрашивать будут!
- Да подожди же ты! -  перебила я, сделав останавливающий жест так, будто Машка на том конце провода могла его видеть, -  Ты мне главное скажи -  что дядя Гена говорит?  Как мама?
- Ну, то что я видела, так это то, что дядя Гена маму твою уложил спать и пытается тебя выгородить всеми способами.  Сейчас они вроде к Люське поехали.
- Что?!  К Кучеренко?!
У меня упало сердце, я побледнела как полотно.  Люська могла наговорить дяде что было и чего не было.  А что, если он или милиционеры, которые с ним, поверят ей?  Даже представить это было страшно.  Я так и сидела, раскрыв рот, приложив одну руку к щеке, на мгновение вообще забыв, что я разговариваю по телефону.  Машка прервала тишину:
- Ленка, где ты сейчас?  С тобой точно всё в порядке?
- Да.  Маш, ты… ты скажи там дяде Гене, чтобы особо сильно не поднимал шума.  Скажи, что я сделаю одно дело и вернусь домой, поняла?
- Что?  Какое дело? -  испугалась Рябинина, -  Лен, ты уже разговариваешь как уголовник.  Лен…
Но я больше ничего ей не ответила и положила трубку.  Нужно было собраться с силами, чтобы позвонить на сотовый телефон Димы.  Нужно отдать Климу эту несчастную папку и навсегда распрощаться с этой криминальной чехардой.

                                                      ***

    Опрос Лениных одноклассников не дал абсолютно ничего.  Как оказалось, они не знали, чем она занимается после школы и с кем общается.  Кто-то говорил про каких-то ребят с соседних дворов, но информация была настолько расплывчатой, что использовать её Марков не мог.  Единственное, что он понял точно, так это что его племянница практически не общается с девочками, кроме Маши Рябининой и не крутит любовь с мальчиками.  Что она не ходит по ночным клубам и дискотекам, а из алкоголя пробовала только пиво и джин-тоник.  Не курит (что уже хорошо).  Маркову ничего не оставалось, как вернуться домой и пока сестра спала, с кухни позвонить Филатову:
- Есть новости? -  спросил он без предисловий.
Филатов, несмотря на очень позднее время, всё ещё был на рабочем месте.
- Есть, -  ответил он, -  не густо правда, но примерные биографии на твоих Диму с Геной я накопал.  Очень мало, но, вдруг.  Подъезжай прямо сейчас, посмотришь.
    Через час Марков и Филатов уже сидели в полутёмном кабинете подполковника на Литейным, перед лучевым монитором компьютера.  На экране был текст, слева от которого была фотография короткостриженого парня с русыми волосами и серыми, наверное, или голубыми глазами (снимок был чёрно-белым, потому о цветовой гамме можно было только догадываться).  Текст был следующего содержания:

«Бычков Геннадий Петрович.  1970 года рождения.  Родился в Санкт-Петербурге.  Проживает по месту рождения.  Родители: мать -  Бычкова Ангелина Андреевна -  учительница русского языка и литературы в средней школе, отец -  Бычков Пётр Анатольевич -  убит в местах лишения свободы в январе 1988.  Умственные способности средние, окончил восемь классов.  Спортивный, физически развит хорошо.  С детства занялся боксом, посещал секцию.  В шестнадцать попал в юношескую сборную СССР, побеждал на многих союзных соревнованиях и подавал большие надежды.  В 1989 на одном из соревнований была травма головы, в результате чего на два месяца впал в кому.  Восстановившись, пытался вернуться в спорт, но безрезультатно.  В 1990 пробовал поступить в ПТУ, но был отчислен по неизвестной причине.  Несколько раз участвовал в подпольных боях, но в поле зрения правоохранительных органов напрямую не попадал.  С 1992 безработный.  По слухам, примкнул к одной из бандитских группировок города, но к какой именно -  данных нет».

- Это что, всё? -  изумился Марков, оторвавшись от монитора одного из трёх компьютеров, которые находились на Литейном.
- В общем, да, -  казалось, что Филатову стало стыдно за столь скудную информативность, он снял очки и стал протирать их платком, отводя глаза от собеседника, -  а, что ты хотел?  Мы же только начали!
- А, разве за те два года, что он был безработным нельзя было выяснить, лгут ли слухи?
В неформальные обстановки Марков и Филатов свободно говорили на «ты», так как были давними приятелями, однако подполковник Литейного всё равно чувствовал на себе давящий авторитет бывшего полковника КГБ Маркова и ему было неуютно.  Сейчас ему нужно было признавать откровенную преступную халатность своих сотрудников, да, чего греха таить, и свою собственную, а делать это было ой как нелегко!  А теперь из Москвы приехал пусть и не особо большой, но всё же начальник, и придётся наскоро мобилизоваться и, либо скрывать, либо исправлять допущенные огрехи в борьбе с преступностью.  Чтобы переключить внимания Маркова, Филатов открыл второй документ.  Там тоже были текст и фото.  На фото был красивый черноволосый парень, от взгляда которого даже с фотографии веяло холодом.  «Дима -  парень с ледяным взглядом», -  тут же вспомнил Марков слова племянницы.  Полковник углубился в чтение.

«Кошкин Дмитрий Алексеевич.  1972 года рождения.  Место рождения город Санкт-Петербург.  Проживает по месту рождения.  Родители: мать -  Кошкина Оксана Фёдоровна -  биолог, сотрудник технологического института.  Отец -  Кошкин Алексей Павлович.  В прошлом сотрудник конструкторского бюро, ныне крупный бизнесмен, владелец фирмы «Рассвет» (фирма специализируется на сборке и продажи оргтехники).  Есть младшая сестра-школьница -  одиннадцать лет.  Умственные способности Дмитрия выше среднего.  В школе учился на «хорошо» «отлично», один раз стал победителем олимпиады по русскому.  Окончил десять классов.  Сразу после школы поступил в СПБГу на факультет философии».

- А дальше? -  не понял Марков.
- А всё, -  опять растерялся Филатов, -  учится парень.
- Учится парень?! -  Марков вперил в подполковника горящие глаза и с трудом сдерживался, чтобы не перейти на крик, -  Учится, а в свободное от учёбы время что делает?  Работает на вора в законе, распространяя наркотики!  А милиция ни сном не духом?  А я, приехавший из Москвы, узнаю от шестнадцатилетней девчонки больше, чем от сотрудников Литейного!  Это, Иван Михайлович, как называется, скажи?
Подполковник молчал.
- А я тебе скажу, как это называется! -  продолжил Марков, хлопнув по столу ладонью, -  Это, товарищ подполковник, разгильдяйство, не сказать бы хуже!  Кстати, а что по Климу?
- А по Климу информация будет только завтра.
Марков кивнул.
- Как с патрулями?
- Все брошены на поиски твоей Лены.
- Так уж и все? -  Марков недоверчиво сощурился.
- Больше половины, -  ответил Филатов, потом спросил, -  ты сейчас домой?
- Да.  Там же Ирина одна.  Да и, вдруг, Ленка объявится или её подруга позвонит.
- Удачи тебе, Геннадий Александрович, -  проговорил Филатов, поднимаясь и пожимая руку полковнику, -  а мы, всем, чем сможем -  поможем.
«Ну да, вы поможете», -  подумал Марков, но вслух ничего не сказал.  Поблагодарив Филатова, он покинул здание на Литейном и отправился домой.  По пути ему пришлось принять таблетку Валидола.  Делал он это крайне редко, но сегодня сердце прихватило так, что было понятно, что само оно не пройдёт.  Ведя машину по тёмным питерским улицам, он то и дело смотрел по сторонам, надеясь увидеть в каждой проходящей девушке свою племянницу.  Но откуда на ночных улицах взяться девушкам в два часа ночи?  Разве что проститутки, да беспризорницы.

                                                  ***

    Этой ночью Гене не спалось.  Он не мог понять, что, но что-то необъяснимо тревожило.  Даже тёплая ванна и пятьдесят грамм джина перед сном (к джину его пристрастил Дима) не помогли.  Мать уехала к сестре в новгородскую область на неделю, так что в квартире была абсолютная тишина, только в соседней комнате тикали старые «ходики» с маятником.  Может, дело в часах?  Босиком Гена прошёл в комнату матери и, открыв стеклянную крышку, остановил часы.  Нет, дело было не в них.  Это что-то другое.  И началось это после встречи с Олегом Скворцовым на даче у Слона.  Они встретились ещё раз, но не в каком-то кабаке, а в уютном валютном баре, причём, старались выбирать такой, в который точно не ходят их знакомые.  Гена подошёл к окну и закурил, вспоминая разговор с товарищем по сборной..

                                                       ***

    В тот вечер, когда они увиделись, ребята пили мало -  всего одна бутылка водки на двоих, да и ту с разговорами они не допили.  И Олег, и Гена в тот вечер отключили телефоны.  Шефы, конечно, будут их потом ругать за недосягаемость, но, может же случиться форс-мажор?  Конечно может.  Не страшно, один вечер обойдутся без них.
- А ты, значит, на те соревнования тогда всё-таки поехал? -  не без зависти спросил Гена, после того как друзья выпили за встречу и съели по полпорции шашлыка из свинины.
- Ну да.  Тренер сказал, мол, ты после Бычкова самый перспективный.  Ну и взяли меня, -  Олег неловко замолчал и отвёл глаза, потом махнул рукой, -  да ладно, Генка, ничего там в этой Америке такого нет.  Вот, в натуре!  Тогда, в восемьдесят девятом…. Джинсы, видаки, стриптиз… это всё у нас сейчас тут в избытке.  Так что ничего ты не потерял.  Союз развалился, и вся Америка к нам перебралась.
Скворцов был наигранно весел, понимая, впрочем, что Гена завидовал совсем не тому, что Олегу выдался шанс увидеть просто другую страну.  Словно подслушав его мысли, Гена проговорил:
- Да, разве ж в этом дело?  Это ж были мировые соревнования.  Первые, понимаешь?  У меня шанс был!  А я….  Я ж, Олежа, как и ты в коме побывал.  Только ты раньше, а я вот…
- Да ты что? -  Олег удивлённо подался вперёд, -  А мы думали просто травма.  Тебя тогда с последнего боя на всесоюзных медики унесли, мы думали просто нокаут и всё.
- И всё, -  эхом повторил Гена, залпом выпив порцию водки, -  в этом ты, Олег, прав -  всё!  Ты потом в Америку на мировое первенство, а я -  на больничку на три месяца.  Вот так вот…
Некоторое время оба молчали.  Несмотря на то, что в ресторане играла музыка, казалось, что вокруг столика, за которым сидели два друга, висела гнетущая тишина.  Гена ушёл в какие-то свои мрачные размышления, а Олегу Скворцову было просто неловко и, почему-то стыдно.  Хотя стыдиться ему было по большому счёту нечего.  Поехав на мировой чемпионат, он занял хоть и второе, но, всё же почётное для СССР место -  так и не смог уложить на лопатки проклятого американца.  Тренер тогда ещё посетовал, мол, а вот Гена Бычков смог бы.  Вспыльчивому двадцатилетнему Олегу тогда не хватило выдержки, и он сказал: «если Гена Бычков может -  пусть Гена Бычков и делает!»  На следующий день Скворцов в сборную не пришёл.  Сейчас бы он не поступил так глупо, сейчас бы он просто приложил больше усилий, чтобы на следующих соревнованиях взять первое место, но это сейчас -  спустя пять лет, а тогда в нём ещё бушевал не всегда полезный для спорта юношеский максимализм.
- А ты потом восстановиться пробовал? -  спросил Олег, чтобы не затягивать неловкую паузу.
- Пробовал, -  мрачно кивнул Гена, ковыряя вилкой в салате, -  пришёл после больнички, а там из нашего спорткомплекса чёрте-что сделали.  И тренер сменился.  Погоди, а, ты не в курсах что ли? -  Гена удивлённо посмотрел на друга.
- Нет, -  покачал головой Скворцов, -  я после тех соревнований как в Союз вернулся, так и ушёл сразу.
Наступила пауза.  Олег ждал, что Гена спросил о причине.  Гена не спросил, потому Скворцов сам продолжил, уже изрядно захмелев:
- А я, Гена Бычков, из-за тебя ушёл, понимаешь? -  голос у Олега уже «поплыл», и при разговоре он активно жестикулировал, используя «распальцовку», -  Потому что Гена Бычков же у нас лучший!  Гена бычков надежда мирового бокса!  Он всё может!  Мне ни раз на это Пал Палыч намекал!  Ты у него всегда любимчиком был!  Всегда!  Вот я и сказал -  раз Гена Бычков всё может, пусть вам Гена Бычков медали и приносит!  Взял свои вещи -  и ушёл!
Олег сделал резкий отсекающий жест рукой.  Глаза его горели, не то какой-то давней обидой, не то такой же давней завистью.  Казалось, что и не было этих четырёх лет.  И вот они, Гена и Олег, номер один и номер два в олимпийской школе Союза, которые в вечных спаррингах пытаются показать и себе и друг другу, что могут быть номером один.  Только Гена мрачно молчит, а подогретого алкоголем Олега понесло ещё дальше:
- А что, Ген, может, пойдём выйдем, а?  Выйдем, и посмотрим, кто из нас лучший?
Олег замахнулся, толи для того, чтобы встать, толи ещё для чего-то, и в этот момент Гена жёстко перехватил его за запястье:
- Гена Бычков у вас лучший, да? -  сказал он, продолжая удерживать руку друга, пока тот окончательно не успокоился, -  Только почему-то, когда мать мне на лечение деньги по крохам собирала ни Пал Палыч, ни какая другая сука из спорткомитета ни копейки не дала!  Так-то у нас ценят надежд российского спорта!  А вы… все вы!  За три месяца, пока я в больнице был даже не поинтересовались, не склеил ли я ласты.  Друзья называется!
- Я на соревнованиях был.  Я ведь не знал, -  мгновенно сник Скворцов и даже отодвинул от себя бутылку, из которой собирался налить себе новую порцию, -  нам вообще никто не сказал тогда, что с тобой, а телефона твоего я не знал, ты ж тогда не давал его никому.
- Да я тебе давал, -  смягчился Гена, -  да только ты после своей той комы память терял постоянно.  Видимо, вместе с моим телефоном.
Оба не выдержали и прыснули со смеху.  Ссора была исчерпана.  По большому счёту, оба понимали, что не они были виноваты, а Павел Павлович Васильев -  их тренер.  Человек жёсткий, но справедливый.  Мужик душевный, правильный, всем хороший, у которого была только одна нехорошая черта -  стравливать между собой спортсменов и смотреть, кто победит, причём не только физически -  на ринге, но и психологически.  Вот Олег проиграл, а Гена, если бы не попал в больницу, наверняка бы победил.  Но было это пять лет назад, в другой стране, в другой жизни, а сейчас они оба -  и Гена и Олег -  в одинаковых условиях: «шестёрки» у крупных бандитов -  «торпеды», пушечное мясо, мальчики на побегушках.
    Парни засиделись далеко за полночь.  Когда они выходили из ресторана, то шли уже в обнимку и о вспыхнувшей было ссоре уже не вспоминали, смеясь над каким-то ужасно неприличным, но смешным анекдотом.
- Ну чё, по домам что ли? -  сказал Олег, отходя к своей тонированной красной «Девятке», -  А ты не на колёсах?  Я думал ты на джипе.
- Да нет, -  махнул рукой Гена, -  Джип-то не мой.  Это Студента.
- Ну-у-у, -  разочарованно протянул Скворцов, -  а ты чё на нормальную тачку не наработал что ли?  Ты смотри, а-то так не только у Клима, а у своего Студента всю жизнь в «шестёрках» проходишь.
Гена открыл рот, но, почему-то ничего не ответил, вместо этого спросил:
- Слышь, а ты тогда, в Америке, какое-место-то занял?
- Второе, -  улыбнулся Скворцов, -  тебя подвести может?
- Да нет, -  махнул рукой Гена, -  пройдусь.  Мать не любит, когда я домой пьяным прихожу, а так хоть немного проветрюсь.
- Ну лады.  Давай, братан, не пропадай.  Номер моей трубы ты знаешь.  Если что звони.  И копи себе на тачку.  Отпачковываться тебе надо от своего аристократа.
«Аристократом» Скворцов называл Диму, который уже при первой встрече сразу ему не понравился, но видя, что они с Геной напарники, он тогда ничего не сказал.  Сев в красную «Девятку» Олег уехал, а Гена закурил и медленно пошёл по Дворцовой набережной.

                                                        ***

    Только после третьей выкуренной сигареты Гена понял, что не давало ему покоя: «отпочковываться тебе надо от твоего аристократа… так всю жизнь в «шестёрках» можешь проходить».  Эти самые слова крутились у Гены в голове уже третий день.  Иногда, конечно, ему приходили в голову мысли о том, что Дима просто использует его как мышечную силу, как щит и как личного телохранителя и никакого равноправия в их паре давно нет, хотя перед Климом они в одинаковых условиях, а благодарность за то, что Дима отбил его от толпы футбольных фанатов Гена ему давно отдал, но он гнал их от себя.  Дима был на два года младше и не обладал такой физической силой, как была у него, но по необъяснимым причинам Гена почему-то всё равно боялся его.  Была у Димы какая-то особая, психологическая власть, против которой Гене нечего было противопоставить и которой он, почему-то не мог сопротивляться.  Отойдя от окна, Гена сел в кресла и, прикрыв глаза, вспомнил Пал Палыча -  высокий лысый мужчина с жёсткими серыми глазами и волевым подбородком.  В прошлом чемпион Союза по боксу он часто говорил Гене: «если позволишь раздавить себя психологически, тебя обязательно раздавят физически, даже если ты по всем параметрам будешь превосходить противника».  Открыв глаза, Гена взял телефон и набрал номер Скворцова…

Конечно да.  Ворд зараза.  Исправлю.  Спасибо.

Глава 16.
История с географией.

    - Слушай, а зачем мне к Гене на дачу, а? -  спросила я Диму, сосредоточенно ведущего красную «девятку», угнанную им из двора-колодца, -  Это я к тому, что может я назову тебе адрес кого-то из моих знакомых?  Ты отвезёшь меня туда, там я и спрячусь, а?
Задавая этот вопрос, сама я совершенно не знала, чей адрес смогу назвать, у кого смогу спрятаться, да ещё и так, чтобы меня не сдали милиции или маме (что, в сущности, одно и то же, потому что дома меня уж точно найдут), но я точно знала, что не хочу ехать к Гене, потому что ужасно боюсь его.  Дима же даже не повернул головы, а лишь процедил сквозь зубы:
- Поедешь туда, куда я скажу!  Я и так из-за тебя в такой блудняк вписался!
«Ну да-ну да, куда ты скажешь, -  ехидно подумала я, -  куда тебе Клим твой скажет, туда ты и поедешь».  Вслух этого я, конечно, не сказала, опасаясь, что, разозлившись, бандит может ударить или прострелить мне, к примеру, руку или ногу; ведь Клим не говорил Диме, что нельзя этого делать -  он приказал ему доставить меня к Гене на дачу и спрятать там, а вот о том, что меня нельзя калечить по дороге -  разговора не было. 
- Как долго я там пробуду?
Я нервно ёрзала на сидении, глядя на монотонный пейзаж лесополосы, который не менялся вот уже примерно четверть часа.  Небо уже почти рассвело, из чего я сделала вывод, что сейчас было где-то около шести: мои часы сломались, видимо, во время наших с Димой «весёлых стартов», когда мы убегали от милиции.
-Не знаю, -  отозвался Дима, сворачивая с шоссе на просёлочную дорогу, -  это не моё дело.
Сказано это было таким тоном, что я поняла -  дальнейшие расспросы бесполезны -  Дима знает не многим больше моего и моя судьба, наверное, как и его, зависит от Клима.  Вздохнув, я отвернулась к окну, мрачно созерцая однообразный в ноябрьских предрассветных сумерках пейзаж, который сейчас совершенно не навивал мысли о дачном отдыхе.
    Дима сделал ещё пару поворотов, и вот уже впереди показался высокий зелёный забор.  Когда мы подъехали к нему, то я увидела за ним двухэтажный деревянный дом.  Он был не такой роскошный, как у Клима, но в хорошем состоянии и даже при взгляде на него создавалось ощущение уюта.  Наверное, в другой ситуации оно создалось бы и у меня, но явно не сейчас.
- Это и есть Генина дача?
- Она самая, -  сказал бандит, заглушив мотор, -  выходи.
Я подчинилась и вышла из машины.  Я думала, что Дима позвонит Гене по сотовому и предупредит, что мы приехали, но он просто открыл калитку и вошёл на довольно чистую территорию.  Потоптавшись немного на месте, я, всё же решилась и последовала за ним, переборов свой страх. 

                                                    ***

    Пока Лена Маркова и Дима-Студент прибывали на даче бывшего спортсмена, а ныне простого питерского бандита низшего звена Гены Бычкова, его тёзка по имени Геннадий Александрович Марков, полковник московской милиции, не мог спать даже несмотря на лошадиную дозу принятого им снотворного.  Мысли о пропавшей племяннице сводили полковника с ума, а когда ему всё же удавалось ненадолго провалиться в тяжёлый лекарственный сон, то Маркову снилось прошлое.  Причём снились ему именно те моменты, которые были связаны с уголовником Юрой Климовым по прозвищу Клим.  Сейчас полковник как раз видел один из таких снов-воспоминаний.

                                                 ***

    1982 год.
Москва.  «Лубянка».  Несмотря на поздний час, во многих кабинетах ещё горит свет.  Сегодня для работников самого влиятельного ведомства в СССР особенная ночь -  наконец-то в Ленинграде был пойман, и доставлен в Москву вор-рецидивист Клим, специализирующийся на квартирных кражах, а также оказывающего помощь фарцовщикам и помогающего сбывать и перепродавать краденое.  Заслуга в поимке Клима принадлежала подполковнику Геннадию Александровичу Маркову.  Он во главе оперативной группы КГБ ездил в Ленинград и вылавливал Юру Клима по кабакам и воровским «малинам».  В начале октября Маркову повезло -  один из Климовских подручных, испугавшись красной «корочки» с гербом СССР и надписью КГБ, согласился сотрудничать с комитетом.  Он указал подполковнику место, где в данный момент находился Клим.
    Это оказалась съёмная квартира на Лиговском Проспекте -  знаменитой «Лиговке», излюбленном месте ленинградских криминальных элементов всех мастей.  Юра Климов находился там в компании двух подельников и двух девушек лёгкого поведения.  Когда оперативники ворвались в квартиру с зычным выкриком:
- КГБ СССР!  Всем оставаться на местах!
Их оглушил пронзительный визг встрепенувшихся от похмельного сна жриц любви.  Перепуганные полуголые девушки похватали свои блестящие, наверняка заграничные, вещи и заметались по квартире в поисках толи выхода, толи места, куда можно было бы спрятаться.  Одна из проституток даже забралась в пустой платяной шкаф и долго сопротивлялась, не желая отпускать створки с внутренней стороны. 
- Он здесь! -  крикнул Марков, заглянув в одну из комнат, -  Берите остальных, а его я сам!
Оперативникам не нужно было повторять дважды.  Какое-то время по всей квартире были слышны звуки драки, возни, возмущённые женские вскрики, нецензурная брань обеих сторон, звуки падающей мебели и бьющейся посуды.  Но всё это закончилось уже через пять минут звуками защёлкнувшихся на запястьях бандитов и проституток наручников.  Только у подполковника Маркова всё было не так быстро и просто.  Когда Геннадий вошёл в комнату, полупьяный Клим сидел в кресле с закрытыми глазами.  Рубашка его была до половины расстёгнута, в результате чего на груди была видна часть сине-зелёной зэковской татуировки, изображающей соборный купол, тёмные волосы были растрёпаны, и «молния» брюк тоже была застёгнута не до конца. 
- Клим, ширинку застегни! -  громко сказал Марков, направляя на вора пистолет.
Мужчина медленно открыл глаза и недоумённо посмотрел на Маркова, затем хрипло проговорил:
- Не понял.
- КГБ СССР! -  отчеканил подполковник, в другой руке которого появилось удостоверение сотрудника госбезопасности.
На красивом лице тридцатитрёхлетнего Юрия Климова появилась растерянность, серые глаза удивлённо расширились.  Затем он, ощерившись, начал подниматься из кресла.  Но реакция подполковника КГБ была отменной, потому он, сделав резкий выпад, перехватил вора за локоть с намерением заломить руку ему за спину.  Климов это намерение понял, но отскочить или уклониться уже не успел.  Его правая рука оказалась в железной хватке Маркова.
- А, с-сука! -  процедил вор сквозь зубы, сверля комитетчика серым льдом глаз, -  Пусти!  По-хорошему, пусти!
- Ты мне ещё угрожать будешь, шваль уголовная?!
Геннадия буквально перекосило от ярости.  Он -  подполковник главного управления КГБ СССР должен выслушивать угрозы простого уголовника?  Асоциального элемента, место которого за колючей проволокой!  Да никогда!  Марков размахнулся и впечатал рукоять пистолета в челюсть задержанного.  Если бы он не держал Клима за руку, то тот непременно рухнул бы обратно в кресло.  Поморщившись, вор сплюнул кровавую слюну и снова посмотрел на кагэбэшника:
- Всё, мусор, ты покойник!
Секунда, и в свободной левой руке Климова появилась взятая со стола полупустая бутылка коньяка.  Звон стекла сигнализировал о том, что Юра сделал «розочку», ударив бутылкой о край журнального столика.  Марков прицелился, намереваясь выстрелить в бутылку, одновременно удерживая вторую руку преступника.  Положение было очень неудобным, а поза совсем не героической.  Миг, и Климов делает обманный манёвр, «розочка» сверкает в свете уличного фонаря за окном.  Шею Маркова сбоку обожгло острой болью.  Комитетчик почувствовал, как за воротник потекла тёплая липкая струйка. 
- Тварь такая! -  прошипел комитетчик, касаясь рукой шеи и пытаясь определить, насколько глубокой была рана.
А потом, он просто бросился на вора, началась драка.  Маркову она была не нужна -  его целью было лишь обездвижить и обезвредить преступника, чтобы надеть на него наручники.  Клим же наоборот провоцировал Маркова, втягивая его в драку, чтобы вымотать, заставить совершить ошибку, а самому потом сбежать через окно, за которым лил холодный октябрьский дождь.  Но ошибку совершил сам Климов, потому что вор не дал себе труда хотя бы по голосам, доносящихся из соседних комнат, определить -  сколько комитетчиков было в квартире вместе с Марковым.  Когда преступник, физическая сила и ловкость которого не уступали навыкам подполковника (если бы Клим был в трезвом состоянии), уже готов был нанести в прямом смысле загнанному в угол противнику возможно смертельный удар, в дверях появился один из оперативников.
- Товарищ подполковник, помощь нужна?
Старший лейтенант Бурляев прошёл в комнату.  Марков не успел ответить, но коллеги из опергруппы поняли всё без слов.  На Клима обрушился град ударов складными резиновыми дубинками, а затем и ногами, когда он уже лежал на полу.  Вор шипел, морщился от боли, скрипел зубами, но не позволял себе кричать или просить пощады.  А ещё он ни разу не опустил головы, буравя комитетчиков холодным взглядом. 
- Смотрите-ка, он ещё и ухмыляется, гнида! -  ощерился Бурляев, -  Сейчас я ему настроение-то испорчу!
Старлей замахнулся, метя кулаком в лицо Клима, ко Марков перехватил его руку:
- Хватит!  А-то насмерть забьёте.
- Одной бы сволочью меньше стало, -  пробормотал себе под нос, явно разочарованный, Бурляев и вместе с оперативниками потащил избитого, но находящегося в сознании Климова к остальным задержанным.
Марков же не подал вида, что слышал последнюю фразу Бурляева.  В другое время он бы непременно прочёл ему небольшую лекцию о том, что КГБ хоть и считается самым страшным в Советском Союзе ведомством, методы работы которого иногда впору сравнивать с методами средневековой Святой Инквизиции, но не нужно так явно уподобляться уголовному элементу и убивать задержанных направо и налево, да ещё и с особой жестокостью.  Но сейчас подполковнику было не до того.  Дав знак оперативникам грузить задержанных в машину и ждать его, он прошёл в ванную, чтобы смыть кровь и, может быть, найти пластырь или перекись водорода.  Но ни того ни другого в ванной комнате не оказалось.  Подойдя к зеркалу, он осмотрел себя.  Из зеркала на Маркова смотрел сорокасемилетний мужчина с пепельно-серыми волосами и ярко-голубыми глазами, хранящими ещё молодой задор и стальную решимость.  На волевом лице подполковника, привыкшего стойко переносить как физический, так и эмоциональный дискомфорт, красовалось множество ран и ссадин.  Осмотрев рану на шее, Марков поморщился -  она была глубже, чем он предполагал.
- Вот зараза! -  прошипел Геннадий, чуть тронув рану пальцем.
Остановить кровь нужно было срочно и перевязать рану хоть как-нибудь, чтобы не привлекать внимания коллег и особенно задержанных.  Рану пришлось обрабатывать водкой, которую Марков нашёл в одной из комнат.  Перевязать её пришлось собственным шарфом, предварительно заткнув обычными салфетками, которые нашлись на кухне.  Главное доехать до места, где смогут оказать первую медицинскую помощь, а дальше можно будет не волноваться.  Закончив, подполковник вышел из квартиры, даже не заперев дверь. 

                                                     ***

    Проституток оперативники сдали на Литейный в Ленинграде, а вот троих задержанных бандитов доставили на «Лубянку» в Москву.  Их сразу развели по разным кабинетам, причём конвоиры строго следили за тем, чтобы бандиты не могли не только переговариваться между собой, пока их вели по коридору, но даже переглядываться, ведь дело, по которому арестовали Климова в этот раз не было рядовой квартирной кражей, потому и доставили его с подельниками не в обычное отделение милиции в Ленинграде, а сразу в Москву, в дом №2 на Лубянской площади -  в здание Главного Первого Управления КГБ СССР.
    Часы в кабинете Маркова показывали половину третьего ночи, когда к нему ввели Юру Климова, которому наспех обработали ссадины, синяки и прочие следы работы советских оперативников. 
- Свободен, -  махнул рукой подполковник молодому сержанту, который привёл задержанного.
- Э, начальник, а браслеты? -  возмутился Климов, чуть приподняв скованные спереди наручниками руки.
Сержант кинул на подполковника вопросительный взгляд.  Тот отрицательно покачал головой, тогда сержант сказал, почему-то извиняющимся голосом, одновременно пытаясь казаться строгим:
- Не положено!
После чего он вышел, закрыв за собой дверь.  Марков и задержанный остались наедине, разделяемые письменным столом, на котором стояли два дисковых телефона, пишущая машинка, настольная лампа, являющаяся единственным источником света в кабинете, пластмассовый стакан с канцелярскими принадлежностями и стопка писчей бумаги.  Посмотрев на широкий пластырь на шее Маркова, вор ухмыльнулся, как бы оценивая свою работу.  Клим был спокоен, собран, не выказывал никаких эмоций кроме, разве что, удивления.  Марков выдвинул ящик стола и достав из него довольно пухлую папку, открыл её и пробежал глазами первую страницу:
- Климов Юрий Сергеевич, тысяча девятьсот сорок девятого года рождения, -  медленно проговорил Геннадий, -  родился в славном городе Кострома…
- Что-то я не пойму, начальник, -  ухмыльнувшись, перебил его вор, -  ты меня проверяешь?  Или правильность своих информаторов?  Я свою биографию хорошо знаю.
Юрий поднял на комитетчика ледяной взгляд, от которого Маркову стало неуютно.  Но вида он не подал и глаз не отвёл.  Некоторое время оба мужчины будто играли в детскую игру «гляделки», словно пытаясь по глазам прочесть мысли друг друга.  Потом Марков неожиданно спросил:
- Не стал ещё «вором в законе»?  Всё-таки два срока за спиной, -  подполковник заглянул в дело задержанного, проверяя правильность сказанного.
- Твоими молитвами стану, -  холодно ответил вор, не отводя взгляда от собеседника, -  и вообще, я не понял -  за что мне такая честь?  Со съёмной хавиры в Ленинграде и сразу на «Лубянку»!  В Ленинграде нельзя было разобраться?
- «Вором в законе» тебе уже не стать, -  проговорил Марков, проигнорировав вопрос задержанного, -  статья, по которой тебя в этот раз взяли, уж больно нехорошая -  тянет на высшую меру.
Наступила закономерная в подобных ситуациях пауза.  Геннадий неуловимым движением чуть повернул настольную лампу так, чтобы свет падал на лицо задержанного, а сам чуть подался вперёд.  Однако, вместо ожидаемых страха и паники, подполковник увидел на лице вора лишь откровенное изумление, постепенно переходящее в мрачную задумчивость.
- Что вы мне шьёте?
- А то ты сам не знаешь!
- Знал бы -  не спрашивал.
- «Доски», -  Марков захлопнул папку с Климовским делом и внимательно посмотрел на вора.
- Гробовые что ль? -  ухмыльнулся Клим.
- Перестань паясничать! -  рявкнул комитетчик, хлопнув по столу ладонью, -  Не в твоём это положении.  На вот лучше -  читай!
Подполковник достал из дела несколько листков с рукописным текстом и положил их перед задержанным. 
    На жаргоне контрабандистов «досками» называли деревянные иконы.  С конца семидесятых их тайно, контрабандой, стали вывозить за границу и продавать тамошним коллекционерам, имеющим страсть ко всему русскому.  На этом делали неплохой доход.  Советские «воры в законе» тоже не остались в стороне и, покровительствуя контрабандистам также имели с этого нелегального бизнеса неплохие дивиденды.  А месяц назад агентура Маркова донесла, что Клим замешан в последней контрабандной афере с переправкой партии икон за рубеж.  Подполковник не знал точно, была ли эта информация правдой и, даже был уверен, что нет, но у него было множество показаний свидетелей, которые указывали на виновность Климова.  Сейчас он намеренно дал вору прочесть свидетельские показания, не перепечатанные на машинке, чтобы Юрий мог узнать их по почерку.  Обычная, отработанная годами практика: задержанный узнаёт по почерку того, кто его сдал, выходит из себя и, в смеси с гневными выкриками и обещаниями живьём закопать предателя, сам не замечает, как начинает давать нужные показания.  Но в данной ситуации всё пошло не совсем так, как предполагал Марков. 
- Лажа какая-то, -  мрачно проговорил Клим, бросая листки с показаниями обратно на стол.
- Ой ли? -  Геннадий подался вперёд, всматриваясь в лицо задержанного, -  И ты хочешь сказать, что все свидетели врут?  Кстати, ты же узнал их по почерку, верно?
Клим молчал, холодно глядя на комитетчика.  Подполковник не понимал, что именно ему так не нравится во взгляде вора, но было в нём что-то такое, что мешало полностью контролировать ситуацию.
- Нет, -  ответил Юрий, -  не узнал.  Они же здесь у вас не подписываются.
- А, может, всё-таки узнал?  Какой смысл тебе скрывать это, Юра? -  голос Геннадия стал мягким, почти доверительным, -  Они вот не скрывали знакомства с тобой, и сдали тебя с потрохами. 
«Не сдали, а подставили, суки!»  Клим с трудом удержался от того, чтобы не сплюнуть.  Одного из, так называемых свидетелей, он узнал по почерку -  это был подручный одного из авторитетных воров, который недолюбливал молодого, но цепкого и проницательного стремящегося к продвижению Клима и давно желал смахнуть его с криминальной шахматной доски Ленинграда.  Потому-то этот авторитет и направил своего подручного, чтобы тут якобы посодействовал доблестным органам, а на самом деле, своими лже-показаниями подставил Клима под расстрельную статью о контрабанде и вывозе народного достояния за рубеж.  «Однако же, легавый неспроста такой добрый, -  думал Юра, отворачиваясь от яркого света настольной лампы так, будто она могла прочесть и записать его мысли, -  захотел бы расстрелять, разговоры бы не разговаривал.  Состряпал бы за меня и показания и подпись, а тут…»
- Что ты хочешь, начальник?
Взгляды мужчин снова встретились.  Лицо Маркова посуровело:
- От тебя?  Прежде всего уважения!  Тебе вышка светит, а ты…
Клим, вдруг, огляделся, осматривая кабинет: серые, местами облупившиеся стены, желтоватый с потёками потолок, на стене какая-то картина, за которой, наверняка, был сейф (что именно было изображено на картине, в полутьме кабинета было не разобрать), большой шкаф для документов, стол, да вешалка для верхней одежды.  Явных камер наблюдения Клим нигде не заметил, но, разве может быть так, чтобы в кабинетах «Лубянки» не было камер, замаскированных подслушивающих и записывающих устройств?  Клим был уверен, что нет, хотя до сего дня на «Лубянке» никогда не был.  А ещё Климов понимал, глядя на допрашивающего его подполковника, что тот, если ему понадобится, не моргнув глазом отправит его на расстрел, тем более, что статья, которую хотят повесить на Юрия, отнюдь не способствует продлению жизни.
- Хорошо, товарищ начальник, -  не без сарказма проговорил вор, -  будь по-вашему -  уважение, так уважение.  Но и вы расскажите: на кой ляд вы затеяли всю эту бодягу с «досками»?  Вы же наверняка в курсе, что «доски» -  не моя тема.
- А что так?  Прибыльная же тема.  Или верующий?
Марков видел сарказм во взгляде задержанного, слышал его и в голосе, но видел он также и то, что Климу очень хотелось жить -  это желание, если оно есть, не способен скрыть ни один человек на земле, кем бы он ни был.  И это подполковника как раз устраивало.  Он снова поймал те вожжи, управляя которыми, можно было контролировать ситуацию, а, заодно и задержанного им преступника.  У Клима же, наоборот, настроение ухудшалось с каждой секундой.  Но на вопрос подполковника он ответил:
- Нет не верующий.  Но с предметами религии связываться не люблю.
- А найди того, кто любит! -  голубые глаза комитетчика вмиг словно бы превратились в два сканера, уставившихся прямо в самую душу вора.
- Что? -  взгляд Клима стал свинцовым, а в голосе послышались металлические нотки, хотя он не повысил его даже на полтона, -  Что-то я тебя недопонял, начальник…
- Всё ты правильно понял, -  спокойно сказал подполковник, -  помоги найти тех, кто нам нужен и отделаешься колонией.
- Это за что же? -  зло ощерился вор, вскакивая со стула и подаваясь вперёд.
- Да хотя бы за ограбление квартиры антиквара Штольмана в прошлом месяце.  Сядь!
Резко поднявшись, Марков схватил Клима за плечо и одним движением кинул обратно на стул.  Вор лишь сверкнул глазами, но сопротивления не оказал, хотя и мог -  был у него случай в Ленинграде, когда он, даже будучи в наручниках, умудрился серьёзно покалечить сотрудника милиции (правда, и самому Климу тогда досталось не меньше).  Но заниматься подобным в здании Главного Управления КГБ по Советскому Союзу было верхом безумия для любого преступника, если конечно он не выжил из ума или не является глупцом от рождения.  Клим таковым не являлся, потому понял ещё одну подлость, которую уготовил для него подполковник:
- А ты ведь знаешь, начальник, что мне западло помогать вашей Конторе, -  не столько спросил, сколько утвердил Юра, криво усмехнувшись.
- Конечно знаю, -  кивнул Марков, явно ощущая себя хозяином положения, -  только лично мне до ваших блатных игр дела нет.  Пока нет!  Я на государство работаю, -  усилием воли Марков подавил зевок, -  а вот у тебя, Юра, выбор небольшой: или ты помогаешь нам и отправляешься в Магадан лес валить на восемь лет -  но, зато остаёшься живым и, дай бог, здоровым -  или отказываешься, продолжая хранить верность вашим идиотским воровским законам, -  комитетчик сделал выразительную паузу, -  но тогда из этого кабинета ты отправишься прямиком в камеру смертников.  Зато умрёшь, как это у вас говорят?  Честным вором? 
Марков даже позволил себе улыбнуться.  Серые глаза Клима полыхнули, а в ухмылке, больше похожей на оскал, на миг тускло блеснула стальная фикса, освещённая светом настольной лампы (стальная коронка появилась у Юры Климова во время второго тюремного срока).  Одному богу, или, скорее, дьяволу было известно, сколько всего вор хотел бы сейчас сказать этому кагэбэшнику, а сколько всего сделать с ним!  Но вор молчал, пойманный в ловушку расчётливым чекистом.  Выбор у него, действительно, был только один.  «В конце концов, -  думал Клим, -  может никто и не узнает.  Тем более, я ещё не при «короне».  А тот, кто при «короне», сам меня подставил, мразь!  Хоть и не своими руками.  Фарт покатит -  выживу».  Словно бы прочитав мысли задержанного, Марков сказал:
- О нашем разговоре никто не узнает, если только ты сам не проговоришься своим дружкам.  Ты, Юра, не дурак -  сообразишь, как выкрутиться, ведь так? -  подполковник помолчал немного, потом сказал строго, -  Спрашиваю последний раз -  согласен сотрудничать?  У меня на тебя все полномочия и больше спрашивать я не буду.
Климу ничего не оставалось как согласиться.  Но согласие он выразил не словом и не жестом -  одним только взглядом.  Но подполковнику этого было достаточно.  Принимать помощь от уголовника ему было не очень приятно, но ум, проницательность и хитрость Климова сейчас были незаменимы.  Плюс он как раз крутился в тех кругах, которые были нужны Комитету, чтобы найти преступника.  Но, этот раунд в борьбе с преступностью Марков выиграл -  он был в этом уверен, и мог теперь праздновать победу, потому что знал, что что, сохранив собственную жизнь, Клим найдёт того, кто их интересует, а потом и сам сядет на долгие годы, а, значит, ещё одним преступником в СССР хотя бы на восемь лет станет меньше.  На душе у подполковника стало ощутимо легче, так, что даже накатывающую к утру сонливость как рукой сняло. 
- Кстати, всё хотел спросить, что это означает? -  комитетчик кивнул на левую руку вора, где на тыльной стороне ладони заглавными буквами было вытатуировано слово «ЛОРД».
- Легавым отомстят родные дети, -  расшифровал аббревиатуру Клим, но прозвучало это будто угроза, адресованная лично подполковнику Маркову, будто посланная в далёкое будущее.

                                                     ***

    1994 год.
- Легавым отомстят родные дети!
Когда полковник Марков в холодном поту резко сел на кровати, эта фраза, произнесённая уголовником Юрой Климовым в далёком восемьдесят втором, всё ещё звучала у него в ушах так ярко, будто её произнесли только что.  Своих детей у Геннадия не было, но свою племянницу Ленку он любил как дочь, хоть и видел редко, потому, ему волей-неволей стало не по себе.  Проведя рукой по лицу, будто стирая остатки сна, Марков тряхнул головой и пробормотал, откинув одеяло:
- Вот, зараза!
Он уже потянулся было к тумбочке за сигаретами, когда в комнату вошла Ирина:
- Гена, тебе что, плохо?  Ты так вскрикнул, я думала сердце.
Мать Лены выглядела бледной и осунувшейся.  За те сутки, что дочери не было дома, она, казалось, выплакала слёз больше, чем за всю свою жизнь.  Поспать ей удалось только несколько часов только благодаря таблетки, которую дал ей брат.  Сейчас, проснувшись от его вскрика, она пришла в комнату Лены, где Марков прилёг поспать на пару часов.
- Нет-нет, Ирочка, всё в порядке, -  полковник погладил присевшую к нему на кровать сестру по плечу, -  просто приснилось кое-что из прошлого.
- А что насчёт настоящего?  Про Лену есть новости?
- Где она я пока не выяснил, но точно знаю, что по клубам она не ходит и с наркоманами не общается, по крайней мере открыто.  Подполковник Филатов с Литейного… тот, который вёл дело Лены, ты его помнишь… он нашёл машину бандита, с которым предположительно могла уехать Лена, и…
Марков умолчал о том, что лично видел тот самый джип, и чёрный волос в ней, и о том, что сказали сотрудники милиции, которые лично видели Лену вместе с Димой Кошкиным, которая садилась в эту самую машину.  Он не знал, как сказать об этом сестре.
- Стоп!  Ленка с… бандитами?! -  глаза женщины округлились, она всплеснула руками, -  Как???  Гена, что ты от меня скрываешь?  Значит… та история с наркотиками -  правда?
Марков задумался.  Он понял, что дальше скрывать от Ирины информацию, которую удалось выяснить относительно Лены, Люси Кучеренко и её друзей-бандитов, нет смысла.  Ира -  мать Лены и она имеет права быть в курсе всех дела.  И Геннадий рассказ всё: и про то, кто такие Дима с Геной, и про то, для чего на самом деле Лена тогда покупала на «Сенном» рынке наркотики, и про то как Люська Кучеренко, не зная, что Марков Ленин дядя, попыталась при допросе подставить её, переведя на неё все стрелки и сказав, что Дима с Геной это её, Лены, друзья.  Умолчал Марков лишь про Клима, потому что упоминание в истории с Леной имени питерского криминального авторитета окончательно добило бы сестру.  Кроме того, сам полковник до последнего надеялся, что пути Клима и Лены никогда не пересекутся и они даже не узнают о существовании друг друга.  Что же касается матери Лены, то та, узнав о том, какой подлой змеёй оказалась Люся Кучеренко, которую она и без того недолюбливала, вскочила с кровати, вновь всплеснув руками:
- Вот же Кучеренко, дрянь малолетняя!  Якшается с какими-то бандитами, ещё и Ленку мою втянула!  Куда только её родители смотрят! -  глаза женщины метали гневные молнии, -  Я прямо сейчас пойду к ней и… все патлы ей повыдергаю!
Ирина бросилась в свою комнату и спешно начала одеваться, а через пять минут она уже надевала сапоги в прихожей.  Марков посмотрел на часы -  7:30 утра.  В принципе, если Ирина поедет к Люсе прямо сейчас, то, возможно, ещё застанет её дома, пока та не ушла в школу, но отпускать сейчас сестру в таком состоянии куда-либо, даже с учётом всей ситуации, было неразумно.
- Ира, подожди, -  Геннадий остановил сестру в прихожей, когда та уже надевала осеннюю шапку, -  тебе не нужно сейчас ехать к ней, тем более в таком состоянии.
Ирина резко развернулась к брату:
- Какое, к чёрту, состояние, Гена?  Из-за этой малолетней сучки пропала моя дочь!  И вообще неизвестно, жива ли сейчас Ленка… -  при последних словах женщина вздрогнула, будто сама испугалась сказанного.
- Я тебя понимаю.  Я также переживаю за Лену, как и ты.  Она ведь и мне как дочь…
Марков попытался положить руки сестре на плечи, но она тут же смахнула их:
- Ты не можешь меня понять!  Никогда не мог!  Тебе всю жизнь служба была важнее семьи!  Ты был женат на своей работе, от того и своих детей не имеешь!
Наступила внезапная тишина.  Брат и сестра застыли в прихожей, словно две восковые фигуры.  Потом по щекам женщины покатились слёзы:
- Ген, прости, -  Ирина упала на грудь полковника, -  я сама не знаю, что говорю.  Просто мне очень-очень страшно!  Я с ума схожу от неизвестности!
- Всё хорошо, Иришка, -  Геннадий обнял сестру и погладил по голове, словно та была маленькой девочкой, прибежавшей в комнату брата, перепуганная ночной грозой, -  просто сама подумай -  если эта Люська до сих пор связана с этими Димой и Геной, то твоя агрессия, направленная на неё, может только ухудшить положение Лены, если она у них.  Кроме того, тебе нужно сейчас всё время быть дома: а, вдруг, Лена передаст что-то через Машу, или сама позвонит.
- Да-да, -  всхлипывая, проговорила Ирина, машинально стягивая с головы шапку, -  я поняла.  Просто мне очень страшно.  Ты держи меня в курсе, ладно?
- Конечно, сестрёнка, -  кивнул полковник, вытирая её слёзы.
- Ты сейчас куда?
- На Литейный, к Филатову.  Узнаю, что им удалось выяснить и сам присоединюсь к поискам.  А ты попробуй ещё немного поспать.
Ирина кивнула, впрочем, не совсем уверенно и, дождавшись, пока брат ушёл, отправилась на кухню.  Чтобы чем-то себя занять, она села перебирать гречку.

                                                   ***

    Гена встретил нас с Димой далеко не с распростёртыми объятиями.  Мне даже показалось, что у него во взгляде была какая-то вынужденность, что ли.  О её истинных причинах я не знала, и предположила, что это Клим чем-то напугал его или пригрозил, если он откажется спрятать меня у себя на даче.
- И что я тут с ней делать буду? -  спросил «спортсмен», посмотрев сначала на Диму, потом на меня.  Несмотря на холодное ноябрьское утро он вышел на крыльцо в тренировочных штанах и белой майке, но ему, по-видимому, не было холодно.
Такая реакция Гены очень меня порадовала, потом что я не увидела в ней того похотливого взгляда и желания тут же начать приставать, которые были у него в прошлые наши встречи.  Порадовала, но страшно от этого меньше не стала, ведь вчера днём он довольно сильно избил меня, хоть и не оставил следов, но самый сильный след остался в сознании -  это был страх!  А сейчас Гена, казалось, вообще не желал меня видеть, будто я напоминала ему о чём-то очень для него неприятном. 
- Да что хочешь, то и делай, -  махнул рукой Дима, всё время оглядываясь в сторону калитки -  нет ли на трассе милицейского патруля, -  только ментам не отдавай.  Ты нас в дом-то впустишь?
- Проходите.
Гена вошёл первый, мы за ним.  Почти весь первый этаж дома образовывала одна большая комната, в углу которой стояла напольная боксёрская «груша».  Рядом была приоткрытая дверь, за которой виднелась узкая кухня, какая бывает в большинстве дачных домов.  В конце большой комнаты была лестница, ведущая на второй этаж.  Старый деревянный пол был тщательно подметён, на навесных полках и советской ещё, но хорошо сохранившейся мебели не было пыли.  Меня заинтересовала одна из полок, которая была на стене, рядом с «грушей».  На ней стояло несколько блестящих кубков разных размеров, а рядом, на стене на гвоздике висела пара красных боксёрских перчаток.  «Так он бывший боксёр! -  догадалась я, и в желудке холодным комком сформировался схлынувший было страх, -  Значит, такой ударит так ударит, если разозлится по-настоящему!»  У меня, как, наверное, у большинства людей было представление, что боксёры -  это тупые здоровяки, от которых, если их разозлить, хорошего точно ждать не придётся.  Так что в страхе я даже спряталась за Диму, хотя, учитывая, что они с Геной друзья, щит был так себе.  Гена же смотрел на меня с большим сомнением и даже подозрением.
- А, если она сбежит, да ещё и обнесёт меня ненароком?
Дима тоже задумчиво посмотрел на меня и пожал плечами:
- Ну, не знаю… на цепь её посади.  А, если всё же обнесёт -  в милицию заявишь.
- Очень смешно, -  мрачно отозвался Гена, потом строго сказал, обращаясь уже ко мне, -  значит так, красавица, чтобы между нами не было непоняток, уясняй сразу: ты ведёшь себя тихо, как мышь и не высовываешься из отведённой тебе комнаты, тогда тебя пальцем никто не тронет и кормить будут три раза в день как положено, поняла?  А, если что не так -  ты меня знаешь!
Гена продемонстрировал мне свой увесистый кулак, и я кивнула, дав знак, что всё поняла.  Сама же я отметила для себя, что забор Гениной дачи очень высокий и неудобный для перелезания, а калитка имеет двойные дужки, чтобы навесной замок можно было вешать не только снаружи, но и изнутри.  К разочарованию своему я поняла, что выбраться отсюда также легко, как из той квартиры, где я воровала папку для Клима у меня не получится.
- Ладно, -  с облегчением проговорил Дима, -  я её до тебя доставил, а дальше вы тут сами разбирайтесь.  А я поехал, мне ещё от машины избавляться -  она угнанная.
Гена кивнул и, попросив Диму подождать немного, велел мне подниматься за ним наверх.
    Наверху было всего две комнаты.  Одну из них Гена открыл ключом и, пропустив меня внутрь, вошёл следом и включил свет.  Полуторная кровать, заправленная коричнево-красным покрывалом, серый с узором ковёр на полу, больной, годов этак семидесятых, комод, накрытый белой кружевной салфеткой, напольный торшер с белым шёлковым абажуром, небольшой письменный стол у окна, обшитый атласом табурет, с вшитой под ткань небольшой подушечкой, да шкаф для одежды справа от входа, -  вот и всё, что было в небольшой комнате, которую освещала люстра со стеклянными подвесками под хрусталь, не считая мелочей для уюта.  Ковёр на стене с изображением северных оленей посреди леса, какой был в квартире почти каждого среднестатистического россиянина ещё с советских времён, да кружевные занавески на окне (которое сейчас, почему-то было наглухо заколочено), как раз и создавали этот самый уют.  Мне почему-то сразу вспомнился бабушкин дом во Всеволожске, куда раньше я ездила каждое лето на каникулы. 
- Это твоя комната? -  спросила я, неловко переминаясь с ноги на ногу, не решаясь ступить на ковёр в кроссовках.
- Матери, -  отозвался бандит, -  обувь сними!
Я подчинилась.  Гена тоже разулся и, сняв с меня рюкзак, прошёл к окну и начал выкладывать на стол всё его содержимое.  «Обыскивает, прямо как в милиции», -  подумала я, но промолчала, чтобы не злить бывшего спортсмена.  Он же продолжал тщательный досмотр, по итогам которого у меня были изъяты зеркальце, пилочка для ногтей и две заколки. 
- А тебе это зачем?
- Потом верну, -  буркнул Гена, -  а теперь, слушай дальше: я не в восторге от того, что ты тут будешь кантоваться неизвестно сколько.  Но так решил Клим, поэтому…  Короче, если в этом доме и, особенно в этой комнате пропадёт или сломается хоть одна вещь…  Вот это видишь? -  Гена указал на толстую металлическую цепочку, которую медленно достал из кармана штанов, -  Руки отобью!  Сбежать тоже не получится -  окно я заколотил специально к твоему приезду.  Ты всё поняла?
Я кивнула.  Гена вышел, и я услышала звук запираемого за ключ замка.  «Прямо как в тюрьме, -  подумала я, присев на край кровати, -  сначала обыск, теперь заперли, ещё и окна заколочены».  Я подошла к окну и, отодвинув занавеску, убедилась, что доски с наружной стороны были пригнаны друг к другу довольно плотно.  Лишь кое-где были оставлены просветы, но совсем незначительные, видимо просто для того, чтобы я могла отличать день от ночи по степени освещения.  Через один из просветов был виден кусочек двора, где как раз стояли Дима с Геной, курили и о чём-то разговаривали.  Мне не было слышно о чём именно, но по позам и жестам мне показалось, что разговор их был скорее напряжённым, нежели просто приятельской беседой.

                                                       ***

    Лена была, отчасти, права, потому что когда молодые люди вышли на крыльцо, Дима не пошёл сразу к калитке, а, тронув друга за плечо, сказал:
- Погоди, Ген, покурим.
Голос у Димы был опасно спокойным, а цепкий взгляд ледяных голубых глаз пытался поймать взгляд Гениных светло-карих.  Студент протянул спортсмену пачку сигарет, но тот покачал головой:
- Не, Димон, я бросил.
- Да ты что? -  криво усмехнулся студент, -  Вот так сразу взял и бросил?
- Да нет, -  на полном серьёзе ответил Гена, -  постепенно.
- А ты только курить бросил?  Ничего больше бросать не собираешься?  Нас, например.
Голубой лёд Диминых глаз теперь сверкал и, казалось, царапал душу и всерьёз мог заморозить, словно взгляд Снежной Королевы из детской сказки.  Он сделал шаг к Гене, но тот не шелохнулся и не отвёл глаза, хотя внутри уже начинало сформировываться неприятное липкое чувство, которое возникало у Гены всякий раз, когда Дима начинал вот так сканировать его взглядом. 
- Да нет.  С чего это я должен вас бросать?
- А со мной почему к Климу не поехал?  Подставить меня решил? -  глаза Димы сделались совсем страшными, так что более физически сильному бывшему боксёру Гене Бычкову сделалось не по себе, -  Нас с девчонкой менты чуть не приняли!  Машину пришлось бросить, иначе бы не ушли!
- Извиняюсь, -  после паузы ответил Гена, -  а я как-то замотался вчера, и вот… я ж не думал, что она так быстро сработает, да ещё, что у неё у самой уже проблемы с ментами имеются.  По ней вроде не похоже.  Я ж вчера весь день по приказу Клима того фраера искал, который тогда её от школы на «запорожце» забирал.
Дима некоторое время молчал, продолжая сканировать друга взглядом, потом сказал уже более расслабленно:
- Ладно, дело прошлое.  Фраера-то нашёл?
- Нет пока.  Как только, так сразу.
Дима кивнул, затоптав окурок носком остроносого ботинка, затем развернулся и медленно пошёл к калитке.  У самой калитки он обернулся и, хохотнув, сказал:
- Тебе, кстати, подфартило, Генка -  девчонка-то теперь полностью в твоём распоряжении, как раз есть и место, и время, чтобы выяснить у неё, что это был за фраер.  И по городу мотаться не надо будет.
- Да, -  как-то натянуто улыбнулся Гена, -   наверное, так и сделаю.  А машину ты, Димон, зря бросил.  По ней ведь и меня найти могут, и эту дачу, и девку вашу.
- «Вашу»? -  голос Студента снова сделался напряжённым, -  а ты что, уже не с нами?
Гена осёкся, но тут же нашёлся с ответом:
- Ты что сегодня следаком на полставки заделался?  Вопросами замучил.  Ты давай, езжай лучше, а-то вон, рассвело уже, патрули по трассам скоро поедут.
Приятели попрощались.  Гена навесил на калитку большой амбарный замок и вздохнул с облегчением.  Он соврал Студенту, потому что на самом деле никакого фраера вчера не искал, а снова встречался с Олегом Скворцовым.  Тот разговор в ресторане не выветрился из голов двух друзей вместе с алкогольными парами.  Оба бывших спортсмена, действительно, решили выплыть из бандитского омута и вчера при встрече как раз обсуждали, как именно лучше это сделать.  Но пока в голову им так ничего и не пришло, потому они уговорились пока жить как жили, каждый в своей группировке, чтобы не вызывать подозрения их главарей.  Однако, Гена душой был уже далеко от криминального мира, потому и проговорился Диме, назвав Лену «их» девкой, тем самым, заочно отделив себя от коллектива.  «Значит, надо и правда девку пытать насчёт фраера.  Не-то Дима может волну поднять, и тогда, с его-то подозрительностью, Клим меня точно жить не оставит».  Сплюнув, Гена вернулся в дом.  Пытать Лену по-настоящему, ему не хотелось, брать её силой для острастки -  тоже, потому в душе он надеялся, что удастся обойтись лишь словесным запугиванием -  в просторечии, взятием на понт -  и девчонка всё расскажет сама.

                                                           ***

    Гнать на «девятке» по просёлочной дороге на полной скорости было неудобно.  Машина то и дело подпрыгивала на кочках и несколько раз едва не слетела в кювет.  Привыкший к своему мощному джипу Студент никак не мог перестроиться на легковой вариант, но сейчас он старался об этом не думать.  Гена был прав, на небе было уже совсем светло и скоро избавиться от машины незаметно будет практически невозможно. 
- Эх, Генка-Генка, что-то ты мне совсем не нравишься, -  бормотал Дима, выкручивая руль на повороте к обрыву, внизу которого протекала средней глубины речка, -  крутишь ты мне луну, Гена.
Откинув со лба тёмную прядь, молодой человек всмотрелся вперёд, выбирая место, откуда можно будет столкнуть «девятку» в реку.  Высмотрев удобный выступ, Студент подъехал к нему.  Оставалось самое сложное, ведь столкнуть машину, пусть и легковую, в одиночку ему будет достаточно сложно, а киношным Джеймсом Бондом, выпрыгивающем на ходу из летящей с обрыва машины, он не был.  «Тормозные шланги перерезать», -  догадался Дима.  Выйдя из машины, он достал складной нож и присел на корточки, чтобы осуществить задуманное.  Где-то вдалеке послышался гул вертолёта, но Студент был так увлечён своим занятием, что не обратил на него внимания. 

                                                         ***

    Патрульный вертолёт как всегда совершал ежедневный облёт лесополосы.  Двое патрульных в камуфляжной форме обводили скучающим взглядом осенний пейзаж.
- А я вот думаю, -  вдруг сказал Саша Дронов, поправляя на поясе положенный ему табельный «Макаров», -  может, на «землю» перевестись?  В ментовку какую-нибудь участковым, например.
- С чего это ты вдруг? -  спросил Сашин напарник, не повернув головы, чтобы не пропустить что-нибудь интересное ненароком.  Это был седой мужчина пятидесяти лет с небольшим, всё ещё, по какой-то неведомой причине, находящийся в звании майора.
- Да так, -  махнул рукой Сашка, который выполнял свою работу больше для галочки и особенно не смотрел на то, что находится за бортом вертолёта, -  скучно.  Протираю здесь в вертолёте штаны за какие-то копейки.  А там, внизу, хоть движуха какая-то.  Веселее.
- Вам молодым лишь бы веселиться, -  проворчал майор, держа руки на штурвале, -  а там внизу не движуха, там сейчас кровь и смерть.  Так что воздушный патруль тебе за счастье должен быть.  А зарплата, так она сейчас везде одна и та же.  Время такое. 
- А я, Степан Богданович, знаете, всегда мечтал бандитов ловить!
- Мечтал, говоришь? -  переспросил майор, чуть снизившись и сосредоточенно глядя на обрыв у реки, -  Кажется, Сашка, сейчас твоя мечта осуществится.  Посмотри туда!
Майор указал вниз, на небольшой выступ, у самого края которого стояла красная машина, около которой сидел на корточках какой-то человек.  Потом человек сел на водительское сидение и завёл двигатель, но дверцу закрывать не стал -  значит, уезжать или давать задний ход, чтобы развернуться, он не собирался.
- А чего это он? -  изумился Дронов, видя, как человек, выйдя из заведённой машины, начал подталкивать её к самому краю, намереваясь столкнуть в обрыв.
- А это, Саня, веселье, которого ты так ждал.  Снижаемся.  Проверим документы, потом сдадим, куда следует.
Майор мягко направил вертолёт чуть левее, постепенно снижая скорость и готовясь к посадке.  Саша достал из-под сидения автомат «Калашникова», который вообще-то разрешалось применять только в крайних случаях, а в остальном обходиться табельным ПМ, но Дронов, видимо, решил, что сейчас как раз и есть тот самый «крайний случай».  Когда они сели, Дронов первым спрыгнул на землю и крикнул, вскинув автомат:
- Лейтенант Дронов, воздушный патруль Российской Федерации!  Приказываю остановиться!

                                                   ***

    Студенту оставалось каких-то пару толчков и «девятка! С перерезанными тормозными шлангами улетела бы в обрыв, когда он услышал окрик у себя за спиной.  «Твою мать!  Не успел!»  Дима обернулся и, увидев нацеленный на него «Калашников», спросил максимально невинно:
- А, что случилось?
- Мы вынуждены вас задержать, -  ответил седой майор.
- За что? -  спросил пытающийся сохранить хладнокровие Студент, правая рука которого скользнула в карман куртки, где лежал пистолет.
- Руки! -  крикнул Дронов, опасно поводя стволом из стороны в стороны, -  За загрязнение окружающей среды и, наверняка, за угон автомобиля, но с этим разбираться будут уже другие!  Руки, я сказал, из карманов!  Зачем вы пытались…?
Больше Саша Дронов не усел ничего сказать, потому что пуля из Диминого «тэтэшника» ударила его в грудь.  Парень упал на спину, раскинув в стороны руки, словно бы лёг отдохнуть на яркий ковёр из опавших осенних листьев.  На груди у него расплылось красное пятно.
- Саня!!! -  Степан Богданович бросился к напарнику, желая оказать ему первую помощь, но остекленевшие глаза Дронова, отражающие серое осеннее небо, говорили о том, что она ему уже не понадобится, -  Вот ты и повеселился.  Дурак молодой.  Даже бронежилет не надел. 
Что же касается Димы, то он, всю жизнь уверенный в том, что не сможет убить человека, сейчас стоял ошеломлённый с широко раскрытыми глазами глядя на мёртвого патрульного и суетящегося вокруг него напарника, а пистолет почти выпал из, вмиг похолодевшей, дрожащей руки Студента.
- Первый-первый!  Это третий! -  как сквозь вату слышал Дима голос седого майора, говорящего по рации, -  У нас убийство!  Квадрат №16!
Очень опрометчиво было со стороны майора продолжать описывать постовому патрулю приметы преступника, вместо того, чтобы попытаться задержать его или спастись от возможного нападения.  Но удача была сегодня на стороне Степана Богдановича, потому что всегда расчётливый, хладнокровный Дима-Студент сейчас, вдруг, запаниковал сбитый с толку совершённым им непреднамеренным убийством.
- Я же не хотел, -  бормотал Дима, обливаясь холодным потом, -  я же только припугнуть хотел!  Я же…
Повинуясь больше инстинкту, нежели голосу разума, Студент зашвырнул пистолет как можно дальше в реку, а потом, развернувшись, бросился бежать через кусты в лес.
- Стой! -  крикнул майор, бросившись за ним в погоню, -  Стой, стреляю!
Воздух прошила пущенная вверх автоматная очередь.  Дима пригнулся, прикрыв рукой голову, но не остановился.  Ноги в модных туфлях-казаках разъезжались на раскисшей после дождя земле, бежать было ужасно неудобно, а руки и лицо царапали колючие ветки, и Студент то и дело рисковал остаться без глаз.  Несмотря на холодную погоду, по лицу и шее бандита градом струился пот.  Правый рукав куртки зацепился за ветку, так что пришлось сильно дёрнуть рукой.  Послышался треск рвущейся ткани.  Серая джинсовая куртка была безнадёжно испорчена, зато Дима мог продолжать бежать дальше.  Оглянувшись, Дима увидел, что седой патрульный продолжал его преследовать, правда уже не приказывал остановиться, а по временам пускал по земле автоматные очереди.  Лес становился всё гуще, и Студент уже пожалел о том, что так рано выбросил пистолет.  На бегу подняв с земли какой-то камень, он швырнул его в преследователя.  Попал майору в плечо.  Тот ответил автоматной очередью со словами:
- Ты бы в меня ещё репьём покидался, щенок!
- А, ч-чёрт!
Вскрикнув, Дима упал, схватившись за правую ногу.  Одна из пуль попала в икроножную мышцу, брючина тут же пропиталась кровью и прилипла к ноге.  Голова у Студента закружилась.  Всё происходящее напоминало толи кошмарный сон, толи криминальный боевик, который он наблюдал будто со стороны, но никак не объективную реальность.  «Зачем я стрелял? -  билась у него в голове одна-единственная мысль, -  Я же хотел только напугать!  Даже не ранить, а просто напугать лейтенантика и всё!  Я сам не заметил, как нажал на курок.  А машина?  Что с…?»  Студент не успел закончить свою мысль, потому что со стороны обрыва раздался взрыв.  Это не выдержал перегревшийся заведённый двигатель и, скорее всего, произошло это не без посторонней помощи, потому что спустя полминуты после взрыва Дима услышал в той же стороне чьи-то голоса. 
- Ну, можно и так, -  сказал Студент сам себе.
Звуки бегущих, фонари в лицо, властные окрики и направленные на него дула автоматов -  теперь уже у Димы при всём желании не было возможности отделить себя от происходящего кошмара, первый шок прошёл, к Студенту пришло полное осознание того положения, в котором он находится.  Подбежавшие к нему люди были в чёрных масках и камуфляже.  Дима понял -  ОМОН или спецназ, не иначе!  А это означало, что шансов выйти сухим из воды у него нет.  Один из омоновцев подошёл к седому патрульному и пожал ему руку, поблагодарив за службу.  Ещё один пнул Диму ногой под рёбра.
- Вставай, чего разлёгся?  Не на курорте!
- Ранен я, -  поморщился студент, подтягивая к себе правую ногу и ещё сильнее зажимая руками рану.
Омоновец повернулся к своим:
- Ребята, он трёхсотый, оказывается!
К Диме подошёл ещё один в масле и камуфляже и, присев на корточки, бегло осмотрел его рану:
- Ранение лёгкое -  жить будет.  Везём его в Сестрорецкую, а потом… -  он задумчиво посмотрел Диме в лицо, подсветив его фонарём, потом достал из нагрудного кармана какую-то бумажку, сравнил что-то и сказал, -  а потом его на Литейный.  Это тот, на которого ориентировки по всему городу.  Кошкин!
«Срисовали, значит, суки!» -  выругался про себя Студент, а вслух только прошипел от боли и, повиснув на руках сотрудников ОМОНа, поковылял следом за ними.

                                                 ***

    Климу пока не было известно о том, что Студента арестовали, но внутри у него было тревожно.  Ни сигареты, ни алкоголь не помогали расслабиться, да и о сне, несмотря на ранний час не могло быть и речи.  Когда золотые «роликс» показали 9:00, вор спустился во двор и подозвал Вована, который был у Клима кем-то вроде начальника охраны.
- Красную «девятку» помнишь, на которой Студент девчонку привозил?
- Ну.
- Баранку гну!  Помнишь, или нет?
- Помню.
- Узнай через «прикормленных» ментов и «гибонов», что стало с машиной.  Студент должен был её уничтожить.  В сводках наверняка уже проскользнуло, что в какой-нибудь реке была найдена красная «девятка» и всё прочее, понял?
Последовала пауза.  Начальником бандитской охраны Вован был поставлен за физическую силу и крутой нрав, но вот его мыслительная деятельность была несколько более медленной, чем мышечная.  Климу, однако, Вован был удобен тем, что никогда не задавал лишних вопросов и в итоге всегда выполнял поставленные перед ним задачи.  Но сейчас Вован всё-таки задал один, но вполне логичный вопрос:
- А если Студент не утопил тачку?
- Тогда я его сам утоплю, -  проговорил Климов задумчиво, потом посмотрел на Вована, -  времени тебе до 20:00.  Возьми ребят понадёжнее и вперёд, шустрить по городу.
Кивнув, бандит побежал исполнять приказ, а Клим уже в который раз за утро намеревался позвонить на сотовый Студента, но каждый раз что-то останавливало его, какое-то предчувствие не давало ему набрать простую комбинацию цифр.  «Надо менять лёжку, -  подумал Юрий, -  только куда бы?  Может, в родной город съездить, да там отсидеться?»  Это мысль немного успокоила, её следовало хорошенько обдумать.  Но сначала нужно было дождаться новостей от Вована и от Гены, который должен был узнать, что за загадочный субъект забирал от школы девчонку и так профессионально погонял тогда по дворам Диму и Гену, путая след.  А ещё нужно было отдать чеченцам их героин и постараться, по возможности, больше не пересекаться с ними и даже отдалённо не иметь никаких общих дел.
                                              ***

    Гена несколько раз подходил к комнате, в которой запер меня, стоял у двери, но, отчего-то не входил, а разворачивался и уходил обратно вниз.  Я слышала это, потому что при малейшем шуме тут же подбегала к двери и прислушивалась.  «Ну, надо же!  Прямо как к невесте в первую брачную ночь зайти боится.  Тьфу, не дай бог!»  Когда дверь, всё-таки, открылась, я тут же села на кровать, сложив руки на коленях.  Гена прошёл в комнату и, сев на стул, исподлобья посмотрел на меня:
- Слушай, красючка, я не очень хорошо умею разговоры разговаривать и обычно спрашиваю только один раз, -  начал он и тон у него был угрожающим, -  так вот у меня к тебе ровно один вопрос и есть: что за фраер позавчера забирал тебя от школы на белом «запоре»?
- Так я же уже вашему Климу сказала -  это мой учитель по музыке, -  ответила я, ощущая, как пальцы постепенно начали холодеть, а в животе формируется свинцовый комок страха.
- Кончай мне мозги полоскать! -  Гена так стукнул по столу кулаком, что я подскочила на кровати, -  в эту твою байку и пятилетний ребёнок не поверил бы!  Кто этот чёрт на «Запорожце»?  Говори!
Я молчала, вжав голову в плечи.  Страшно было настолько, что даже в глазах потемнело, но мысль о том, чтобы сдать дядю Гену просто Гене была ещё более ужасной, ведь это означало предать его!  И тут мне в голову пришёл неожиданный ответ:
- А, может, это и правда никакой не учитель музыки! -  быстро выговорила я до того, как Гена замахнулся, чтобы ударить.
- Не понял, -  опешил спортсмен, -  ты опять юлишь?
- Да нет же, нет! -  замотала головой я, -  Просто я его сама толком не знаю.  Это Люськин знакомый!
- Какой Люськи?  Этой шалавы белобрысой?
- Ну да!  Люськи-Барби.  Ну, мы её так в школе называем.  Мы с ней как-то у неё сидели, и я сказала, что, мол, хотела бы на пианино играть научиться, да не знаю, где репетитора найти.  Ну она мне этого своего знакомого и посоветовала.  Только она почему-то попросила никому не говорить про него, и особенно, что он её знакомый, вот!
- Почему? -  сверля меня взглядом спросил Гена.
- Ой, -  это я не знаю, -  как можно беззаботнее махнула рукой я, -  это вы у неё сами спросите.  Вам она, наверняка, быстрее расскажет.
- Спросим, -  кивнул бандит, -  и с тебя, если обманула, потом тоже спросим.
Поднявшись, Гена вышел из комнаты, снова заперев её снаружи на ключ.  Шумно выдохнув, я приложила ладони к лицу и какое-то время сидела так не шевелясь.  Ноги и руки у меня дрожали, в висках стучало, а сердце колотилось где-то в области горла.  Придумав историю про Люську, я выиграла для себя немного времени, может быть даже целый день.  Но, что потом?  Что сделают со мной бандиты, когда мой обман раскроется?  Об этом было даже страшно подумать.  «Эх, теперь бы дядю Гену предупредить, что его ищут, -  подумала я и, встав, стала ходить туда-сюда по комнате, -  заодно и мама бы знала, что я пока жива-здорова.  Найти бы только телефон…»  Чтобы собраться с мыслями, я стала складывать в рюкзак свои вещи, которые Гена выложил на стол при обыске.  Чтобы придумать хоть что-нибудь путное, нужно было попробовать успокоиться, хотя сделать это в данной ситуации было практически невозможно.

                                                     ***

    Прибывший на Литейный Марков, сразу же поднялся в кабинет подполковника Филатова.  Иван Михайлович не особенно был рад столь раннему визиту московского коллеги, но за прошедшие два месяца уже успел привыкнуть к тому, что полковник Марков как кот -  гуляет где вздумается и когда вздумается.  Правда сейчас, при виде уставшего, бледного, не выспавшегося бывшего чекиста, злиться на него не хотелось, тем более что в глубине души Филатов по-человечески его понимал. 
- Здравствуй, Иван Михайлович, -  поздоровался Марков, крепко пожимая руку подполковника, - ну что?  Есть новости?
- По месту нахождения твоей племянницы пока ничего нового, -  Филатов неловко опустил глаза, -  а вот машина этого Димы Кошкина оказалась просто подарком для оперативников.  Присаживайся, -  Филатов сделал пригласительный жест и сам, также, сел за свой стол, -  похоже этот Кошкин большой бабник.  У него в машине полно женских отпечатков, волос и даже фрагменты женской одежды нашлись.
- Что за женщины установили?
- Выясняем.  Две из них точно есть в нашей картотеке -  элитные проститутки, работают только в дорогих гостиницах и исключительно за валюту.  Остальных будем вычислять.
Марков уже открыл было рот, чтобы что-то сказать, но не стал, а только задумчиво посмотрел перед собой.  «Сдать Филатову знакомство Кошкина и Кучеренко?  Можно было бы.  Тогда клубок размотался бы гораздо быстрее, но, если Люсю возьмут в оборот, она же будет подставлять Ленку, также, как в разговоре со мной.  А Филатову только того и надо.  Он вцепится в показания Кучеренко как бульдог в кость, даже не проверяя их подлинность и, как только найдётся Ленка, он её закроет и прикрыть её у меня уже не получится».
- А что по Климу?  Есть информация? -  спросил Марков, выйдя из своих размышлений.
Когда полковник задавал этот вопрос, то был изрядно напряжён.  Филатов же, наоборот, улыбнулся и потянулся к одной из многочисленных папок, лежащих на столе:
- А вот по Климу -  это сколько угодно, -  Филатов надел очки и начал читать, -  Климов Сергей… тьфу, прости… Климов Юрий Сергеевич, тысяча девятьсот сорок девятого года рождения.  Родился в городе Кострома.  Отец… о нём, к сожалению, данный найти не удалось, а мать -  Галина Ивановна Климова, была разнорабочей на заводе.  В школе Юра учился плохо, прогуливал. 
- Потому что вместо школы помогал матери по хозяйству и ухаживал за больной бабушкой, -  вдруг перебил Марков, мрачно вертя в пальцах сигарету, но так и не закурив.
- Не понял, -  Филатов удивлённо оторвался от бумаг, -  ты что его знаешь, что ли?
- Встречались, -  полковник поднялся и, отойдя к окну, закурил.  Потом медленно заговорил, прикрыв глаза и воскрешая в памяти строки из материалов Климовского дела прошлых лет, -  вот, ты говоришь, о его отце нет информации?  Так её и не будет.
- Как это?
- А так.  Отец Клима был осуждён и расстрелян по политической статье в пятьдесят втором.  А после девяноста первого, ну, после всем известных событий, архивы КГБ тщательным образом перебирались и многие дела были уничтожены.
- А что за статья?  Пятьдесят восьмая?  Измена родине.
- Подозрение в шпионаже, -  раздавив окурок в пепельнице, Марков вернулся к столу и снова сел напротив Филатова, -  дескать Климов Сергей Петрович работал на иностранную разведку.  Явных доказательств так и не было найдено, но расстрелять -  расстреляли.  Ты же, наверное, знаешь, как тогда всё это делалось…
- Надо же, -  Филатов снял очки, протёр их и надел обратно, -  ну, тогда проверяй дальше.  В десять лет Юра Климов связался с дурной компанией, в результате чего начал воровать и был поставлен на учёт в детскую комнату милиции.  Так?
- Потом да, -  кивнул Марков, -  а изначально Клим прекрасно воровал и без всякой компании.  Воровал продукты с магазинных складов.  Это он так помогал семье.
- Благородно, -  толи с сарказмом, толи с уважением сказал Филатов, -  этакий малолетний Робин Гуд.  Грабит богатых, чтобы помогать бедным.
- Да.  Только в те годы богатых не было.  Послевоенное десятилетие, разруха…
Марков сказал это спокойным, даже уверенным голосом, но он, как и многие, понимал, что в пятидесятые богатые люди тоже были, только сидели они на самом верху, в правительственных кабинетах и вот как раз их ограбить было практически невозможно.  Но сейчас говорить об этом уже не было смысла.  То была другая страна, другое время…  Филатов, меж тем, продолжал читать:
- В шестьдесят седьмом Юра сел первый раз.  Как ни странно, попался не на краже, а на обыкновенной фарцовке.  Отсидел четыре года в колымской колонии общего режима, а потом…
Звонок служебного телефона прервал подполковника.  Выслушав звонившего, он сказал, не скрывая радости:
- Похоже, Геннадий Александрович, сегодня на твоей улице праздник! Воздушный патрульный подстрелил Диму Кошкина!
- Как? -  Марков вскочил на ноги, -  Насмерть?
- Да нет, живой.  Сейчас подлатают в Сестрарецкой, потом сюда привезут.  Так что уже к вечеру можно будет допросить.  Он-то тебе про Клима наверняка побольше рассказать сможет.  А заодно и про племянницу твою. 
Глаза бывшего комитетчика загорелись.  Дима Кошкин -  вот она эта ниточка, которая поможет узнать, где Лена и спасти её!  Только нужно сделать это так, чтобы сама Лена не попала на Литейный, ведь тогда Филатов начнёт раскручивать её на предмет кражи кошелька у его дочери в «Макдональдсе», а Марков был просто уверен в том, что обвинение это ложное и его племянница просто никак не могла совершить этого преступления. 
- Спасибо тебе, Иван Михайлович, -  Марков пожал руку хозяину кабинета, -  я вернусь часам к пяти, хорошо?  А сейчас побегу.  Сестра просила приехать. 
- Да-да, -  кивнул Филатов, -  конечно, поезжай.
Коллеги попрощались.
    Но выйдя из дома №4 полковник поехал не домой как сказал Филатову, а прямиком в Сестрарецкую больницу. Он не мог ждать и решил допросить Диму раньше, в обход Филатова.  Одет полковник был в штатское, но удостоверение сотрудника московской милиции сделало своё дело.  Его пропустили в отделение хирургии, но попросили немного подождать.  Палата, в которой находился Дима Кошкин охранялась сотрудниками ОМОНа.  Увидев охрану, Марков удовлетворённо кивнул -  значит в Петербурге не всё так плохо и когда нужно, сотрудники милиции и ОМОНа способны мобилизоваться как нужно.  Одного только пока не знал полковник -  не все из сотрудников ОМОНа честно работали на державу.
                                                   ***

    Пока Марков ждал в коридоре, у омоновцев произошла «смена караула».  Двое людей в камуфляже вышли на крыльцо.  Один из них тут же побежал к ближайшему телефону-автомату и, набрав номер, быстро сказал:
- Это я.  Ваш Студент в Сестрорецкой больнице.  Его воздушный патруль подстрелил.  Он одного замочил.  Что?  Нет, тачку не сбросил.  Когда мы подъехали, она на краю обрыва стояла.  Двигатель уже перегрелся, наши даже заглушить не успели -  рвануло.  Хорошо, Вован, до связи.  Понял.
Положив трубку, омоновец побежал обратно к зданию больницы.  Его напарник курил, сидя на небольшой скамейке.
- Всё, -  сказал омоновец, садясь рядом и довольно потирая руки, -  сто тысяч у нас в кармане!  Сегодня с Вованом встречусь и всё получу!
- Хорошо, если получишь только деньги, -  куривший не поддержал веселья товарища, -  а-то не хотелось бы потом опознавать твой труп с дырой во лбу.
- Да ладно тебе!  Не драматизируй, -  махнул рукой омоновец, -  Что я вместе с бандюгами убивал кого-то что ли?  Или грабил?  Я просто передал информацию, и всё.  Это всё равно, как если бы я посплетничал с приятелем.  Это же не противозаконно.  И потом, пятьдесят кусков тебе что, лишние будут?  В наше-то время!
- В наше время, -  эхом повторил напарник, бросая окурок в урну и поднимаясь, -  поганое у нас время.  Все продажные стали.  Ладно, пошли обратно.  Там, говорят, по душу этого Кошкина мент приехал.  Не терпится допросить, видимо.
Оба омоновца скрылись за дверями больницы, а тот, что бегал звонить Вовану, подумал о том, что можно было бы сообщить ещё и про то, что по душу Студента прибыл милиционер и запросить за эту информацию дополнительную плату, но не стал этого делать и пошёл в отделение хирургии следом за напарником.

Почему не было?  Было.  Но самые такие прямо главные вопросы решались на "Лубянке", когда что-то совсем мега государственное.  В Питере это на Литейном было, но если бы Клима повезли туда, только время бы потеряли, потому что начав разбираться в итоге всё равно бы повезли в Москву.  Такие дела как "доски" как правило туда направлялись в то время.

***

    Если бы я только знала о том, что где-то там дядя Гена был уже на пути к моему спасению, то дождалась бы его и не совершила бы той глупости, которую совершила.  А случилось вот что!  Когда Гена уехал к Кучеренко я, не находя себе места, металась туда-сюда по комнате, не помня себя от страха.  «Что он со мной сделает, когда узнает, что нет никакого учителя музыки? -  думала я, -  Ведь это же логично, что Люська будет всё отрицать, она вообще не знает про придуманную мной байку».  Кроме мыслей о побеге других у меня не было.  Сбежать, вернуться в город, там, где дядя Гена, мама и Машка.  А там будь, что будет!  В отчаянье я стала пытаться выломать штапики окна, но всё было бесполезно.  «Нет, -  решила я, - напролом тут не получится.  Значит нужно хитростью…»
    Хитрость я обдумывала до самого вечера, пока не вернулся Гена.  Я уговорила бандита снова вместе поужинать.  Приготовила нехитрый, но вкусный ужин, потом сказала:
- Слушай, у тебя тут ведро полное.  Дай хоть в компост вынесу?  Заодно свежего воздуха глотну.
- Да сейчас! -  усмехнулся Гена, -  Я что, такой дурак, чтобы…
Его слова прервал звонок сотового.  Гена взял телефон и, выслушав, кто звонит, сказал радостно:
- О, Олежа, привет!  Да я тут, понимаешь ли девку одну пасу.
- Ген, я туда и обратно!
Я помахала бандиту мусорным ведром.  Тот долго смотрел на меня, потом махнул рукой.  Я не поняла, был ли это знак, что мне можно выйти или это был запрещающий жест, чтобы я сидела на месте, но я точно понимала, что спортсмен отвлёкся на интересный для него разговор.  Улыбнувшись, я ещё раз спросила:
- Ген, так можно, да?  Я только туда и обратно.
Понимая, что ему рассказывают по телефону что-то крайне важное и занимательное, я нарочно отвлекала его.  Такой фокус я частенько проделывала с мамой: чтобы человека не отвлекали от чего-то для него важного, в этот момент он по инерции, не заостряя внимания, согласится на что угодно, только бы его оставили в покое.  Я была удивлена, но это сработало и с Геной.  На ужин я предусмотрительно вышла в куртке, мотивировав это тем, что мне жутко холодно, а вот забрать рюкзак из комнаты у меня уже не получится.  «Хотя, что мне там терять?  Там кроме учебников и тетрадей нет ничего важного.  Ну, разве что ключи от квартиры.  Но это мелочь в данном случае.  Чёрт, и денег-то у меня ни копейки!»
    Выскользнув с кухни, я прошла к крыльцу, где висела Генина куртка.  Пошарила по карманам.  Нашла только пять тысяч триста рублей.  Конечно, воровать у бандитов это было ой как опасно, но выхода у меня не было.
- Ладно, Гена, если ещё встретимся, я тебе десять шестьсот отдам, -  проговорила я, обращаясь к Гениной куртке и выскочила во двор.
Сначала я, действительно, пошла на компостную кучу и вынесла мусорное ведро.  По счастью, кухонное окно выходило не во двор, потому из него спортсмен не мог меня видеть.  Однако, пробираясь к забору, я всё равно постоянно пригибалась, оцарапавшись крапивой и шиповником.  Потом наступив в раскисшую грязь на какой-то грядке едва не упала, но удержалась.  И, вот он забор!  Но его высота угнетала.  Как перебраться, если до верху мне даже руками не достать?  «Господи, это же дачный участок!  Надо просто оглядеться.  Обязательно что-нибудь найдётся!»  После минуты оглядывания, я заметила пару деревянных ящиков, похожих на те, в которых фасуют овощи и фрукты на рынках.  Стараясь не шуметь, я поставила к забору сначала 1 ящик, потом на него другой, так, чтобы по ним можно было забраться.  Прикинув, я поняла, что высоты всё равно не хватает.  Спасением оказалось ведро, которое я держала в руках.  От страха так дрожали руки, что моя конструкция дважды падала, да ещё всё время нужно было посматривать в сторону дома, не идёт ли Гена.  Но он всё ещё разговаривал по телефону.  Его голос можно было услышать, если прислушаться.
- Ну, с богом, Лена Маркова! -  проговорила я и полезла на построенную мной «лестницу».
Если бы я знала историю древнего Вавилона, то сказала бы, что то, что я сейчас делала можно было бы сравнить с восхождением на зиккурат.  Но, какой к чёрту Вавилон?  Какой зиккурат?  Сердце перегоняло кровь с такой скоростью, что я не слышала ничего, кроме шума в ушах и звона в голове.
- Ай-ай-ай! -  пискнула я, пошатнувшись, когда уже стояла на ведре.
Ещё секунда и вся конструкция рухнет.  Но я таки-успела уцепиться руками за края забора.  И как только я это сделала, конструкция с негромким шумом рухнула.  Я повисла на заборе.  «Господи, прямо как тогда, когда лезла в ту квартиру, -  подумала я, -  судьба у меня что ли такая везде висеть?»  Напрягшись как следует, я подтянулась на руках и, только с третьей попытки, оседлала Генин забор, порвав штанину и, кажется, раскровив ногу.  А дальше предстояло прыгать.  Сидя на заборе я посмотрела вниз и сердце у меня ёкнуло.  Я напоминала самой себе котёнка, который забравшись на дерево не может слезть обратно, потому что боится высоты.
- Ленка, ты где? -  послышалось из дома.
Это было катализатором, мгновенно отодвинувшим страх высоты на второй план.  Я прыгнула!  Упав, даже заплакала, больно ударившись коленом и вывихнув запястье.  Но я была по ту сторону забора!  Я была свободна!  «Всё! -  думала я, поднимаясь на ноги и, всё ещё пригнувшись, перебегая шоссе, чтобы скрыться в перелеске, -  Свобода!  Теперь бы узнать, в какой стороне железная дорога, добраться до города, а там будет проще!»  Мне вдруг стало так легко, что хотелось смеяться и даже петь.  Но, ничего этого я, естественно, не делала.  Я брела по перелеску, прячась за кустами и деревьями, приложив к раненой ноге какой-то лист, чтобы закрыть им рану (вроде бы это был подорожник), думая о том, что рано или поздно я всё равно куда-нибудь приду.  «Сейчас даже если это будут менты…. Тьфу ты, милиционеры, это будет неплохой вариант.  По крайней мере, меня гарантированно не убьют», -  думала я.  Судя по холоду и цвету неба и по тому, что после пережитого стресса во время бегства с Гениной дачи я жутко хотела спать, сейчас было около четырёх утра.

Глава 19.
Не жди меня мама хорошую дочку.

    «Только бы эта лохудра всё маме передала.  Только бы не соврала.  Ведь другого шанса позвонить маме у меня может и не быть!»  Я с трудом могла спокойно сидеть на месте, пока меня везли в лес, чтобы я могла позвонить Кучеренко.  Почему это нужно было делать именно в лесу -  это было мне понятно: чтобы не смогли определить точное местонахождение дачи Клима.  Леса-то у нас большие -  пока что найдёшь.  Но вот чего я никак не могла понять, так это того, почему связаться мне позволили именно с Люськой?  С самой подлой и мерзкой из всего моего окружения.  «С другой стороны, -  думала я, усмехаясь, -  Клим же уголовник -  чего ещё от него ожидать?  Решил мне гадость сделать лишний раз, чтобы я общалась именно с ней».  Я, конечно, не понимала сейчас климовских многоходовок, да и не до того мне было.  Я смотрела в окно машины на проносящиеся мимо деревья и думала о том, что самое главное это успокоить маму и Машку, а дальше…  А дальше я что-нибудь обязательно придумаю.
    Свернув с шоссе на узкую просеку, машина поехала по ней заметно медленнее.  Стало сильно трясти, так что я испугалась даже, что мы вот-вот перевернёмся, но бандит за рулём был совершенно спокоен и вёл машину уверенно, видимо такие поездки для него были не впервой.  Вскоре браток остановил машину и сказал мне:
- Выходи.  Дальше пешком пойдём.
- Что? -  глаза у меня расширились от удивления, -  Ещё идти куда-то надо?
- Вопросов не задавай.
«Да-да, не задавать вопросов, а вот так заведёт в лес, да и пристрелит или… бр-р-р, даже думать страшно, что ещё может сотворить».  Но делать нечего -  пришлось подчиниться.  Выйдя из машины, я передёрнула плечами от холода, так как в густом лесу было значительно холоднее, чем в городе.  Пейзаж был довольно мрачный, и даже светящее в голубом небе солнце не могло его скрасить.  Да к тому же в воздухе витал отвратительный «аромат» болота, из чего я сделала вывод, что если меня не убьёт бандит, то я, наверное, сгину в болоте, что будет ничуть для меня не лучше.  «Стоп, Маркова!  Стоп!  Не надо таких мрачных настроений!  Ты жива, здорова, тебе бандиты на уступки идут, убивать пока не собираются.  Надо взять себя в руки!  В руки взять!»  Квак!  Я наступила на лягушку, которая, выскользнув из-под моего ботинка, прыгнула куда-то в сторону, а я сама едва не упала.
- Осторожнее, -  буркнул мой провожатый, широко шагая по практически непроходимой дороге, если её можно было так назвать.
Когда почва под ногами стала опасно мягкой и влажной, он велел мне остановиться, затем достал из-за пазухи сотовый телефон и сказал, сверля меня взглядом:
- У тебя полторы минуты.  Никаких там слюни-нюни.  Только самое главное, ясно?
- Ясно, -  кивнула я и потянулась за телефоном, но бандит отвёл руку в сторону:
- Телефон какой у неё?
- Да я сама наберу.
Браток осклабился:
- Ты чё, в натуре?  За лоха меня держишь?  Я тебе телефон дам, а ты в ментовку брякнешь?  Нет, дорогая.  Либо говоришь телефон своей мочалки, либо никаких звонков.
Вздохнув, я продиктовала бандиту Люськин номер.  Он набрал его и, приложив к уху, убедился, что линия свободна, потом передал трубку мне.  Несколько гудков, потом трубку наконец сняли:
- Алло?
Всегда звонкий как колокольчик, весёлый голос Барби заставил облегчённо выдохнуть.
- Алло, Люсь, это я, Лена.
- Маркова? -  голос Кучеренко вмиг похолодел, -  Маркова, ты где есть вообще?  Тебя мать обыскалась.  Она мне такой допрос устроила!  Я думала…
- Да подожди ты, Люся! -  перебила её я, -  У меня времени нет.  В общем, ты можешь маме и Машке Рябининой передать, что со мной всё хорошо, что я жива, здорова, меня не изнасиловали, не бьют и не обижают.
- Я-то могу, а ты где вообще?
- Это не важно.  Я не похищена.  Всё хорошо со мной.  Передай, слы…
Я не успела договорить, потому что бандит вырвал у меня из рук телефон и швырнул его о дерево.  Потом ещё раз и ещё.  Потом он сгрёб в кучу несколько горстей сухих листьев, положил пару веток и разжёг костёр, бросив сверху подожжённую бумажку.
- А разве можно в лесу костры разводить? -  спросила я, наблюдая, как пламя поднимается всё выше и выше.
- А ты у нас типа «Гринпис»? -  спросил бандит, глянув на меня исподлобья.
Я замолчала.  Да и что тут ответишь?  Он делал то, что ему было приказано.  Плюс у него было оружие, а у меня только острый язык, да и тот могли укоротить в любой момент.  Теперь я это понимала.  Так что мне осталось только прислониться к дереву и наблюдать за тем, как Толян (кажется его так звали), отламывал от сотового всё, что могло отломаться и поочерёдно кидал всё это в костёр.  Вскоре в воздухе разнёсся тошнотворный запах горелой пластмассы, так что я закрыла курткой лицо и поморщилась.  Толян лишь усмехнулся:
- Ладно тебе -  бывают и похуже ароматы.
- Не сомневаюсь, -  ответила я и, дождавшись, когда он затушит костёр, а делал он это не совсем приличным способом, в просторечии именуемым «по-пионерски», пошла в машину.
Сев в машину, я откинулась на спинку сидения и закрыла глаза.  После звонка Люське я ощутила невероятное облегчение.  Теперь мама узнает, что со мной всё хорошо.  Конечно это её не успокоит, ведь я не рядом с ней, но всё-таки по моргам и больницам меня искать больше не придётся.  А там может быть и умный дядя Гена придумает, как меня найти.  «Ну, Люська, не дай бог ты маме всё не передашь! -  зло думала я, сжимая кулаки, -  Я ж тебя потом в школе убью!»

                                                        ***

    Дима Кошкин недооценил себя, когда думал, что не сможет симулировать какое-либо заболевание.  Обморок в кабинете следователя ему удался так блестяще, что даже молодая врач в тюремной больнице испуганно посмотрела на него и спросила конвоиров:
- Что с ним?  Его били?
- Да вроде нет.  Мы сами не поняли, -  молодой конвоир почесал затылок, -  он позвал конвой, мы вошли, а он взял и отрубился.  Над ним следователь со шприцем стоял.
Женщина-врач проверила вены на руках Димы и, увидев, что места укола нигде нет, хохотнула:
- Понятно.  Слабак ваш задержанный.  От страха перед уколом в обморок и упал.  Сейчас нашатырь принесу.
Дима же слабаком не был, потому что собственно не в каком обмороке не находился и всё слышал, лёжа на кушетке с закрытыми глазами.  Его не волновало, что говорили о нём врач и конвоиры, потому что голову Студента занимали совсем другие мысли: «так, от допроса я, предположим, отмазался и какое-то время проваляюсь на больничке, если врачиха поверит, что я весь такой больной и слабый.  Но что потом?  Менты вцепились как бульдоги и про Клима всё равно будут выспрашивать.  А ну как правда вколют «сыворотку правды» -  что тогда?»  Страх у Кошкина был так силён, что он рисковал провалиться в настоящий обморок и даже побледнел очень натурально.
- Открываем глаза, молодой человек!
Резкий запах нашатырного спирта ударил Кошкину в нос, так что он поморщился и с трудом поборол желание резко сесть и закрыть нос рукой.  Медленно открыв глаза, Дима перевёл взгляд с конвоиров на врача и обратно.
- Очухался? -  спросил молодой сержант, -  Вставай, в камеру пошёл!
- Что со мной было? -  спросил Студент, старательно изображая слабость в голосе.
- Вот и нам интересно!  Заключённый Кошкин -  встать!  Руки за спину!
«Вот же, суки, отлежаться, значит, не дадут.  Значит не поверили менты.  Этот особенно, однофамилец Лены, который».  Дима сел на кушетке, изображая головокружение и, пожаловавшись на тошноту, спросил врача, нельзя ли ему ещё немного отлежаться в больничном крыле.  Но та лишь улыбнулась, посветив фонариком ему в глаза, чтобы проверить реакцию зрачков:
- Вы совершенно здоровы, Кошкин, и в услугах врачей не нуждаетесь.  Отправляйтесь в камеру.
Стиснув зубы и прошипев что-то неразборчивое, Студент медленно поднялся с кушетки и, заложив руки за спину, вышел из медпункта.

                                                    ***

    Звонок Ленки Марковой, появившейся неизвестно откуда, естественно нарушил установившийся было покой в жизни Люськи-Барби.  Сразу расхотелось слушать любимую «Aqua» и к маминому модному журналу интерес тоже пропал.  «Свалилась ты на мою голову! -  зло думала Бабри, то ходя по комнате, то пересаживаясь с кровати на розовый пуфик и обратно, -  Не могла сразу матери позвонить».  В принципе в просьбе Марковой не было ничего невыполнимого, но идти к Ирине Владимировне Кучеренко боялась, вспоминая их последний разговор, к тому же, девочка смогла сообразить, что тот самый полковник Марков, который не так давно допрашивал её на предмет пропажи Ленки, не просто её однофамилец, потому что Люська видела его сегодня у школы без формы, в обычной одежде,  он о чём-то разговаривал с Машкой Рябининой, и, судя по расслабленной позе и выражению лица последней на серьёзный допрос это было не похоже.
- Значит родственники, -  пробормотала Люська, сидя на пуфике перед трюмо, уставленным различными тюбиками, баночками и коробочками косметики, а также флакончиками с дорогими французскими духами, которые отец нередко привозил дочери из заграничных командировок, -  не стала бы Машка с первым попавшимся милиционером…  Кстати!  Машка!  Вот через кого можно Ленкины слова передать!  И не надо будет лишний раз видеться с её матерью!
Найдя в ящике записную книжку, Барби стала искать телефон Машки Рябининой, записанный там так, на всякий случай.  Кучеренко и думать не могла, что этот «всякий случай» когда-нибудь наступит, и она по собственной инициативе наберёт номер этой «зубрилки», как она про себя, да и вслух тоже нередко называла Рябинину.  Помедлив немного, Брби всё же набрала номер Машки, и когда так подняла трубку, сказала:
- Привет, Рябинина.  Это я, узнала?
В трубке некоторое время молчали, потом послышался холодный и удивлённый Машкин голос:
- Узнала, Кучеренко, узнала.  Что нужно?
- Мне Ленка твоя звонила.
- Ленка? -  тон Маши стал взволнованным, так что она даже подпрыгнула на стуле, на котором сидела у себя в комнате, -  Где она?  Что с ней?  Её что, похитили?
- Да не тараторь ты! -  раздражённо поморщилась Люська, пересев с радиотелефоном с пуфика на кровать, -  Я сама не всё поняла, и говорила она не больше минуты.  Но она успела сказать, что никто её не похищал, что с ней всё в порядке, её не бьют и не насилуют.  В общем, она меня просила это её матери передать.  Но… понимаешь, мы с её мамой не очень-то ладим, так что не могла бы это ей передать ты?  Тем более Маркова твоя подруга.
- Я конечно… я передам, -  растерялась Рябинина, от волнения едва сидевшая на месте. -  только странно, почему она тебе звонит, а не мне, или сразу маме?
- А вот этого я уж не знаю.  И вообще, почему-то с вашей Марковой все цепляются именно ко мне.
- А ты не забыла, что всё началось с тебя? -  холодно усмехнулась Маша.
Барби замялась, не зная, что отвечать потом спросила:

- Кстати, слушай, я тебя тут видела с ментом одним у школы.  Он тебя тоже допрашивал?
- С каким ментом? -  голос Маши Рябининой вновь стал спокойным и прохладным, -  Не знаю я никакого мента.
- Да ладно!  Солидный такой мужик, с проседью волосы.  На белом «Запорожце подъезжал».  Он и меня допрашивал.  И фамилия у него, кстати, Марков.  Не находишь это странным?  Так вот я и думаю, не родственник ли он нашей Ленки?
- Люсь, у тебя по делу всё?  А-то назавтра уроков много.  Давай, пока.
Не дожидаясь ответа собеседницы Маша повесила трубку.  Рябинина понимала, что поступать так невежливо, но она поняла также и то, что Люська говорила про Лениного дядю и, конечно же, она скоро догадается о том, что это Ленин родственник, а может быть уже догадалась, да молчит, а сейчас решила проверить правильность своего предположения.  Выдавать дядю Гену (он разрешил Маше так называть себя) Рябинина конечно не собиралась, потому и свернула разговор с Барби, а сразу после позвонила Лениной маме и слово в слово передала полученную информацию.

                                                           ***

    Надо ли говорить о том, сколько волнительной радости испытала Маркова-старшая, когда Маша, придя к ней домой, напрямую передала слова Кучеренко.
- Боже мой!  Жива!  Моя Ленка жива! -  в глазах женщины стояли счастливые слёзы.  На радостях она обняла Машку и прижала к себе так, будто это она была её дочкой, -  Только, Маш, я не поняла, почему она звонила этой змее Кучеренко?  Почему не мне сразу?
- А это я вам скажу, -  появившийся на пороге комнаты полковник Марков не разделял общего веселья, а напротив был взволнован и напряжён, -  те, у кого сейчас находится Ленка, очень хитрые и хорошо осведомлены о том, что, Маша её лучшая подруга.  Они поняли, что телефон Маши поставят на прослушку, потому что кому по логике позвонит перепуганная девочка в первую очередь?  Матери или лучшей подруге, так?  Эти телефоны мы и поставили на прослушку и те, у кого находится Ленка это поняли, поэтому и заставили её звонить Кучеренко.
- Так значит Ленку всё-таки похитили?
Ирина, обрадованная было принесёнными Машей новостями, обессиленно опустилась на диван.  Растерянная и напуганная мама Лены Марковой была абсолютно дезориентирована в ситуации и не понимала, что происходит.  К слову сказать, и полковник Марков был озадачен, но умело скрывал это под маской рационального хладнокровия, чтобы не волновать сестру и не пугать подругу племянницы, которая присела рядом с Ириной Владимировной на краешек дивана на случай, если та вдруг упадёт в обморок и ей понадобится помощь.  «Я почти уверен, что Ленка у Клима, -  думал Марков, стоя у окна, -  но зачем она ему?  Чтобы получить за неё выкуп?  Но Клим вор «в законе» и киднепинг вроде не его тема.  Если только переквалифицировался, паскуда!»
- А может быть Ленка сама захотела уйти в банду? -  вдруг предложила свою версию Маша, в голосе которой явно слышалась обида.
После объяснения полковника Маркова Рябинина поняла, почему Ленка звонила не ей, а Кучеренко, ко обиде всё равно осталась.  Почему она не могла позвонить Ваську или Коляну, или Ксюше Синициной и сказать то же самое?  Почему из всего класса было выбрано именно это яблоко раздора -  Люся Кучеренко!  Будь Маша хотя бы лет на пять постарше, быть может она бы и пропустила всё это мимо, не зацикливаясь на подобной мелочи, но она была шестнадцатилетней школьницей, которую съедала ревность и страх потерять единственную подругу.
- Исключено! -  отрезала Маркова-старшая, -  То, что Ленка двоечница, ещё не значит, что она станет общаться с бандитами!
- Но с Люськой-то она в клуб ходила!
- Да уж…. Выпороть надо было её за это, может быть ничего и не случилось бы.
Ирина утёрла платком скатившуюся по щеке слезу.  Геннадий отошёл от окна и сел в кресло:
- Успокойтесь обе.  Сейчас нам остаётся только ждать.  Хотя, конечно поиски продолжаются.  Если Ленку похитили ради выкупа, то она или похитители проявятся вновь.  Кроме того, этот Дима Кошкин, Люськин дружок сейчас сидит в СИЗО.  Если удастся его дожать, то мы узнаем где Ленка.
- Одни сплошные «если» и ничего конкретного!
Ирина, вдруг, разрыдалась в голос и поднявшись, вышла в соседнюю комнату.  Поняв неловкость ситуации, Рябинина поднялась, чтобы уйти, но Марков положил руку ей на плечо:
- Маш, присядь на минуту.
Девочка послушно села обратно на диван, тогда Геннадий проговорил:
- Маш, я знаю, что ты с Кучеренко этой не очень ладишь и вы с ней вроде как Ленку поделить не можете, но я бы хотел тебя попросить кое о чём…
- О чём? -  спросила школьница, заметно напрягшись, потому что поняла, что то, что она услышит ей, скорее всего, не понравится.
- Ты не могла бы в школе побольше общаться с Кучеренко. 
- Чего?  Да я с ней в одном поле… сами понимаете…. -  возмущённо вскинулась Маша, -  Из-за неё Ленка неизвестно где, а её дружки меня похищали, а я с ней ещё дружить должна после этого?!
- Маша, я понимаю всё! -  Марков успокаивающе погладил девочку по руке, пристально глядя ей в глаза, голос его был спокойным и мягким, -  Только ты пойми, что от твоей помощи будет зависеть то, как быстро мы найдём Лену.  Понимаешь?
- Не совсем, -  покачала головой девочка.
- Ну, понимаешь, ты должна будешь как бы это сказать… втереться к Кучеренко в доверие что ли, -  Марков пересел на диван рядом с Машей и коснулся её плеча, -  попробовать узнать, чем она занимается после школы, с кем общается, куда ходит.  Понимаешь?  К тому же, если Лена снова позвонит ей, то ты тут же будешь в курсе.
- Это значит я как Штирлиц, -  Рябинина усмехнулась, -  только не получится ничего, дядя Гена.
- Почему же? -  участливо спросил Марков.
- Потому что Люська никогда не станет дружить со мной.  Я для неё зубрила-ботаничка и не больше.  Для неё общаться со мной ниже её достоинства.
Некоторое время Марков сосредоточенно молчал, обдумывая что-то, потом сказал уже чуть менее уверенно, но всё таким же мягким доверительным голосом:
- Да-а, это конечно проблема, но, Маша, ты же у нас умница, отличница, верно?  Ты постарайся.  Ради Лены.
Маша ответила что-то невнятное и вскоре ушла.  Оставшись один в прихожей Марков ощутил довольно ощутимый укол совести: «вот до чего докатился -  я же фактически завербовал её.  Как агента.  Использую ребёнка втёмную.  Бессовестный я.  Но, чёрт возьми, что мне ещё остаётся?  Клима иначе не достать.  Он делает всё руками детей.  Придётся действовать его же методами.  М-да…»

                                                    ***

    Что же касается Димы Кошкина, то его внутренние муки, были куда более банальными, чем у полковника Маркова.  Студента мучил страх.  Его затея с симуляцией неведомого заболевания провалилась и его снова отправили назад, в камеру, а это значило, что перерыва в допросах не будет и следователи снова припрут его к стенке.  Что делать и как выкручиваться Дима не знал и больше всего жалел, что рядом с ним не было его верного напарника и, по совместительству, телохранителя Гены.  Уж здесь бы он, ой как пригодился!  Ведь Студент был не только аристократом духа, как он сам себя называл, когда знакомился с очередной своей пассией, но и тела и особой физической силой, а тем более боевыми навыками не обладал.  И потому как он продержится в СИЗО с такой анти-физподготовкой молодой человек понятия не имел.
    Когда Студента привели обратно в камеру, его тут же ждал неприятный сюрприз -  на его нарах кто-то лежал.  «Ну вот, -  подумал Кошкин, которого сразу прошиб холодный пот, -  началось!  Закончился относительный комфорт и начался геморрой».  Посмотрев на нары своего сокамерника Григория, Дима увидел, что тот мирно спит, укрывшись одеялом почти с головой.  Выдохнув, Студент расправил плечи, поднял голову и широким уверенным шагом подошёл к своим нарам.
- Эй, товарищ, тут как бы занято, -  проговорил Кошкин, сверля человека взглядом, хотя тот его и не видел, потому что читал газету.
- Тамбовский волк тебе товарищ.  Как бы! -  послышалось из-за газеты.
Дима не поверил своим ушам, когда услышал знакомый голос.  Вырвав газету из рук лежащего человека, он радостно выдохнул:
- Антоха!  Ты что ли?  Ты как здесь?! -  радости бандита не было предела, ведь это был не кто-то чужой, с кем нужно было знакомиться, налаживать контакты, перед кем нужно было показывать себя и проходить кучу хитроумных тюремных проверок, а свой, родной знакомый рыжик Антоха -  товарищ по климовской группировке, -  Я так рад тебя видеть!
- Ну вот!  Встретились… братаны, мать их…. -  проворчал на своих нарах бухгалтер, плотнее закутываясь в одеяло и поджимая под себя ноги.
- Так за что замели-то? -  проигнорировав ворчание бухгалтера, спросил Дима, садясь на свои нары рядом с товарищем, который тоже сел, спустив ноги.
- Да не за что, -  совсем понизив голос проговорил Антон, который, несмотря на простоватую внешность был очень хитрым и осторожным, -  давай-ка за стол присядем, -  он показал взглядом на нары бухгалтера и спросил одними губами, -  а этот…?
Дима махнул рукой:
- Он вообще овца.  В блатные дела не полезет.  Так что говори спокойно.
Оба бандита сели на длинные деревянные скамьи друг напротив друга.  Антон положил руки на видавшие виды, но чистую клеёнку и, сцепив пальцы в замок, пристально посмотрел на сидящего напротив Студента.  Такой пронзительный колкий взгляд зелёных глаз, будто взятый от другого человека так не вязался с наивной внешностью рыжего, вечно лохматого парня с веснушками как у школьника.  Но этот взгляд будто пригвоздил Кошкина к месту, а голос, которым заговорил Антон был твёрдым, внушающим уважение.  «И это он-то нерешительный? -  ухмыльнулся про себя Дима, -  Строит-то из себя бедную овечку, а тут…  Тёмная лошадка ты, Антоха».
- А я смотрю ты тут свои аристократические манеры забывать начал.  «Замели», «овца».  Ты ж по фени не ботал особо, -  Антон ухмыльнулся.
- Да и ты у нас вроде бы не блатовал особо, -  парировал Студент, -  обычно сама скромность, никому слова против ни скажешь, в «шестёрках» бегаешь у последнего «быка», а тут, ишь, раздухорился!
- Ладно, стоп, -  спокойно, но уверенно оборвал его рыжий, -  я вообще здесь не за этим.  Меня к тебе Клим прикомандировал.
При упоминании главаря группировки Кошкин побледнел, но всё же взял себя в руки, сохранив хладнокровие:
- Да?  А зачем? 
- Да чтобы я тебе тут подсказал, что и как, чтобы проследил, чтобы тебя не трогал никто.  Да заодно на словах велел передать, что если ты его на допросах ментам сольёшь, то тебе… -  парень чиркнул себе пальцем по горлу, объясняя таким образом, что ждёт Диму в случае сдачи Клима следователю.
- Ладно, -  справившись с собой после паузы сказал Дима, -  это я понял.  А как-ты-то мне поможешь? -  на слове «ты» молодой человек сделал насмешливый акцент.
Антон, однако, не обиделся, а только достал сигареты, бог знает, как оказавшиеся у него в кармане, спички, и, неторопливо закурив, спросил, глядя на Студента:
- Как думаешь, Димон, сколько мне лет?
Обычный, казалось бы, вопрос поставил Кошкина в тупик.  Два года общаясь с Антоном почти каждый день, он воспринимал его не иначе как мальчика на побегушках и никогда не интересовался ни его прошлым, ни настоящим.  Когда Дима увидел Антона первый раз, то и вовсе подумал, что тот ещё школьник -  трудный подросток, прибившийся к банде Клима в поисках толи риска, толи денег, толи бандитской романтики.  Сейчас же перед ним сидел всё тот же рыжий поджарый веснушчатый Антоха, но сейчас перед ним сидел совершенно другой, взрослый человек, глаза которого сквозь сигаретный дым сверкали, словно два оптических прицела.
- Лет девятнадцать, -  сказал Дима первое, что пришло в голову, хотя сам сомневался в собственном ответе, потому что всё ещё был растерян.
Антон улыбнулся, небрежным жестом разгоняя дым вокруг себя:
- Мне двадцать семь лет, Дима.  И у меня уже две ходки.  Одна по малолетке, одна…  не важно.  В общем, не суди о книге по обложке, как говорится.
Некоторое время в камере было тихо.  Настолько, что можно было расслышать даже жужжанье мухи.  Кошкин смотрел на своего товарища по группировке так, будто видит впервые.  Как выяснилось, так оно и есть, ведь по сути он ничего не знал о нём до сего момента.
- А ты не гонишь ли? -  спросил вдруг Студент, холодно прищурившись, -  С двумя сроками, весь такой крутой, а перед Климом на цирлах бегаешь?
Снова наступила пауза.  Раздавив окурок в железной миске для баланды, Антон медленно поднялся и, опершись руками о стол, навис над Димой, проговорив ровным тихим голосом, в котором чуткий на интонации Кошкин явно уловил скрытую угрозу и давление:
- А вот это, Студент, уже дело не твоё.  Я на своём месте.  Да и ты тоже! -  он ткнул в Диму пальцем, -  Или тебе твоё место показать?  Ты у Клима такая же «шестёрка», как и я, следовательно, на лишние вопросы права не имеешь.  Ты, как говорят современные подростки, в пролёте!  Окей?
Дима машинально кивнул, а сам задумчиво посмотрел перед собой, уперев подбородок в сплетённые в замок пальцы.  «Ни хрена себе, Антоха!  Ты «тёмная лошадка» каких мало.  Мда-а-а, такой Климу ещё немало сюрпризов преподнесёт.  Самый безынициативный, да безвольный, а тут на тебе -  два срока за плечами.  Или трындит?  Ладно, это в бане видно будет.  Но, по-любому, то, что он здесь -  это хорошо, всё же когда рядом свой полегче как-то».

                                                           ***

    Клим сидел у себя в кабинете, задумчиво глядя на огонь в камине.  С того времени, как Лена Маркова была у него в гостях, да-да, он сам называл это именно так, прошло полтора дня.  У школьницы была хорошая еда, мягкая постель и нужду она справляла не в ведро в углу комнаты, а в обычный туалет, находящийся в доме.  Единственное, чего была лишена его гостя-пленница это контакта с кем-либо из близких и возможности выходить за территорию дачи.  За этим строго следили многочисленные братки, которых в окружении Клима на одной только его даче было с десяток.  «Быкам» под страхом смерти было строго-настрого запрещено трогать Лену и каким-либо образом домогаться её сексуально.  Для большей весомости Клим напомнил своим подручным, что, во-первых, растление малолетних это статья уголовного кодекса, а, во-вторых, что на зонах с заключёнными, осуждёнными по такой статье обращаются, мягко скажем, не почётно.  Комната, куда определили школьницу, была на втором этаже в противоположном конце коридора от комнаты Клима, так что они не пересекались.  Передвигаться по дому самовольно Марковой было запрещено, разве что в туалет (еду ей приносили в комнату), но даже при этом перемещении за ней всё равно наблюдали.  Весь прошедший вечер Лена, после звонка Кучеренко пыталась поговорить с Климом, чтобы узнать, для чего её держат здесь и почему не отпустят.  Но хитрый вор сказал, что она всё узнает в своё время и, если будет хорошей девочкой, то через какое-то время сможет сделать ещё один звонок и успокоить маму с папой (Юрий не знал, что полковник Марков дядя Лены и думал, что это её отец).
    Теперь же Климов решил, что время пришло осуществлять следующий шаг своего плана.  Но для этого у его пленницы должно быть хотя бы внешне хорошее настроение.  Конечно, будь это совсем взрослая барышня, уголовник скорее всего использовал бы наркотики или алкоголь, хотя терпеть не мог такого примитивного способа, но тут были два обстоятельства, удерживающих его от подобного шага: во-первых, Ленка была перспективной воровкой, если отшлифовать и подкорректировать все её навыки, то её вполне можно было бы использовать для дела, а алкоголь и наркотики, попавшие в детский ещё организм, могут начать разрушать координацию и мозг очень быстро.  Во-вторых, и это было главной причиной, родственником Лены был бывший сотрудник спецслужб и он намётанным глазом сразу определил бы, что делали с Леной, чтобы заставить её «радоваться жизни».  Этого Климову было не нужно.  Взяв сотовый, он набрал номер:
- Толян, нашёл?
- Да, шеф, как приказывали.  Во дворе ждём.
- Веди его ко мне сначала.
Через пару минут в кабинет Клима вошёл Толян, а с ним высокий худой парень в коричневом пальто и сером берете «восьмиклинке».  Парню на вид было около семнадцати, но на Клима он смотрел не по-детски серьёзно, хотя в чёрных, как маслины бойких глазах читались страх и растерянность.  При взгляде на юнца почему-то сразу хотелось мысленно перенестись в недавно ушедшую советскую эпоху.  Дав знак Толяну, что тот может быть свободен, Клим мягко обратился к пареньку:
- Ну, что же ты, Герка?  Тебя ведь так зовут?  Не миньжуйся, садись.
Тон Клима был спокойным, почти ласковым, словно у заботливого отца, говорящего с любимым сыном.  Он указал парню на второе кресло у камина.  Тот недоверчиво осмотрел кабинет, и, потоптавшись на месте какое-то время, аккуратно обошёл его по краю, чтобы не ходить в уличной обуви по ковру.  Сев в кресло, Гера молча смотрел на хозяина кабинета.  Глаза его всё ещё выражали недоверие и страх.  Клим же улыбнулся:
- Да не смотри ты волком на меня.  Я ж тебя не ругать позвал.  Ты вообще знаешь, кто я?
- Как же не знать, -  усмехнулся Гера, -  ты Клим.  Хозяин Питера.
Вор рассмеялся, хлопнув паренька по плечу:
- За доброе слово спасибо.  Не так уж прямо и хозяин, но…  В общем, это хорошо, что ты про меня наслышан.  А вот я про тебя только недавно узнал, представляешь? -  взгляд вора стал пристальным, серые глаза будто два щупа скользили по худенькой фигурке юноши, -  Доложили мне, что есть на моей территории щипач залётный -  звать Геркой.  Навар имеет, а не под кем не ходит, в «общак» никому не отстёгивает, весь такой из себя независимый.  Разве так бывает, Гера?
- А чего я? -  мгновенно напрягся парень, подавшись вперёд, -  Я сегодня здесь, а завтра там!
- Всем залётным стыд и срам, стыд и срам! -  в тон ему ответил уголовник.  И вроде бы тон его остался прежним, но что-то неуловимо изменилось во взгляде, и рука так сжала Герино плечо, что он понял, что его лёгкая манера общения с этим человеком не пройдёт.  Порхающая бабочка попалась в паутину к крупному и, возможно ядовитому пауку, -  Нет, Гера, не бывает так!  Финбан моя территория и у меня там не проходной двор, понимаешь?  Ты сколько уже в Питере?
- Два месяца, -  дрогнувшим голосом ответил Герка, глядя в глаза Климову.
- И что же?  За два месяца к тебе не подходили мои пацаны и не говорили, что нужно платить дань за то, что щиплешь на чужой земле?
- Ну, говорили.
- И?
Герка пристыженно замолчал.  Ни раз и ни два климовские братки, контролирующие вокзал, пытались поймать его, чтобы заставить платить, а-то и пригрозить утюгом да паяльником, так сказать, в лучших традициях жанра, но вёрткий, выросший на одесских улицах Герасим тут же давал дёру, да так ловко, что пока братки искали его по всем закоулкам, он уже пил кофе с булочкой в привокзальном кафе, проскочив с чёрного хода.  Но, сколько верёвочке не виться, кончик всегда найдётся.  И сейчас этот кончик был для него очень-очень близко.
- Вы меня теперь в расход? -  в лоб спросил Герка, не сводя взгляда с собеседника.
Клим усмехнулся:
- Что, баек обо мне наслушался?  Я что же правда такой страшный?
- А что же это всё байки? -  вопросом на вопрос ответил Гера.
- Нет, -  серьёзно ответил Клим, -  не всё.  За неуважение к, как ты сам сказал, хозяину города действительно можно и в яму.  Только у меня к тебе другое предложение есть.  Деловое.
- Какое такое предложение?
- Развеселишь одну царевну-несмеяну, я про долю твою в «общак» забуду и даже с билетом на малую родину помогу, если нужно.
Парень рассмеялся, откинувшись на спинку кресла:
- Это ж как же рассмешить?  Я что же скоморох базарный?  Не, это я не согласен.  Я лучше долю в «общак» как положено отстегну.
Гера поднялся из кресла и уже собрался было идти к двери, когда вор резко взял его за локоть и, чуть заведя руку назад, заставил развернуться лицом к себе:
- А я передумал!  Не нужна мне твоя доля!  Собачьи слёзы! -  голос «законника» теперь был холоден как лёд, от отеческой ласковости не осталось и следа, -  Теперь так -  или делаешь, что говорю, или ямка два на два на полтора в ближайшей лесополосе!
Из доброго дяди Климов превратился в того страшного опасного человека, о котором по городу ходили легенды среди представителей криминалитета.  И Герка понял, что кроме как согласиться на странную просьбу вора, ему ничего другого не остаётся.
- Хорошо, я согласен.
- На что?  На ямку?
- На барышню вашу.  Что хоть с ней делать-то надо?
- А ничего особенного, -  Клим перешёл на свой обычный, спокойный выдержанный тон, -  тебе годков-то сколько?
- Восемнадцать в январе.
- Отлично.  Значит сейчас ещё семнадцать.  А ей шестнадцать.  Практически ровесница.  Так вот, Герка, задача твоя познакомиться, убалтать, отвлечь, развлечь разговорами (вы, одесситы это умеете, я знаю), да в процессе разговора рассказать о доле воровской, да представить это всё в таком свете, чтобы её это заинтересовало, понимаешь?  Что вроде как криминальная романтика и никакой опасности.  Понял?  Чтоб она втянулась, заинтересовалась.  Это что-то вроде вербовки, как вот в кино про…
- Да понял я, -  перебил Герка, -  как её хоть зовут?
- Лена.  Тебя к ней в комнату проводят.  А чтобы был повод познакомиться, вот, отдашь это ей, -  Клим вытащил из небольшого шкафчика новые джинсы, расчёску, зубную щётку, пасту, мыло и полотенце, -  отдашь, скажешь, мол, просили передать и всё такое.  А там слово за слово и заговорите.
- А она что заложница?
- Не совсем.  Она… в общем, это долгая история.  Твоя задача убедить её в том, что тут не так уж плохо и мы не звери, понял? 
Герка кивнул, приняв из рук Клима вещи.
- Тогда вперёд.  И помни -  от её настроения будет зависеть твоё.
Ещё раз кивнув, парень вышел в сопровождении Толяна.  Когда за ними закрылась дверь, Клим закурил, сделав глоток уже порядком остывшего чифира.  Поморщился, вылил остывший напиток в камин.  «Только бы у пацана получилось.  Они вроде одного возраста, так что должно сработать.  Если нет…. Тогда придётся думать дальше.  Уж больно не хочется сажать девку на «дурь», может пригодиться».

                                                      ***

    Большая мягкая кровать, вкусная еда, красивый дом.  Меня никто не обижает, никто не орёт и не угрожает.  Здесь было определённо лучше, чем у Гены, но только внешне.  Куча бандитов, разгуливающих по дому и по территории, все мрачные, всегда при оружии.  Они много курят, говорят на жаргоне и матерятся, правда, почему-то шёпотом, будто боятся, что за матерную ругань их наругают.  Ей-богу, как школьники!  Это всё выглядело очень смешно, только вот мне было совсем не до смеха, потому что я, вроде как не будучи заложницей, была здесь как птица в золотой клетке и, главное, совершенно непонятно для чего!  Успокаивало только то, что Люська передаст маме мои слова.  Обязательно передаст.  Я верила в это и не хотела верить, что может быть как-то иначе, иначе бы я просто сошла с ума от переживаний за маму.  И за Машку, потому что она, наверняка тоже места себе не находит.  Ходя туда-сюда по комнате, я остановилась у большого зеркала в половину роста, висящего на стене, в котором отражался дорогой шкаф и часть окна.
- Так, если бы они хотели меня убить, убили бы, верно? -  спросила я у своего бледного, потрёпанного отражения, -  Если бы за меня требовали выкуп, наверное, я бы сидела в каком-нибудь грязном подвале, так?  И как девочка по вызову я им, наверное, не нужна, иначе они тоже вели бы себя иначе.  Так что же им нужно?
- Думаю, что твоё отражение знает столько же, сколько и ты.
От внезапного, но почему-то знакомого мне голоса я вздрогнула и, по инерции, отскочила назад.  В дверях стоял бандит, который отвозил меня в лес, чтобы я могла позвонить Люсьме и парень в коричневом пальто и сером берете (он-то и сказал про зеркало).  И этого парня я узнала сразу!  Это его я видела на Финляндском Вокзале, когда сошла с поезда, в надежде благополучно вернуться домой.  Парень-карманник, который наткнулся тогда на меня и который пообещал, что запомнит меня.  Он тоже узнал меня.  Застыв от удивления на месте, он машинально стянул свой берет, явив миру тёмные волнистые волосы, которые были чуть взлохмачены из-за того, что долгое время находились под головным убором.
- Это шо ты? -  выдохнул он с чисто одесским акцентом, уставившись на меня большими чёрными глазами, -  Ты Ленка?
- Ну, допустим, -  отозвалась я, на всякий случай вжавшись в угол комнаты и выставив вперёд руки, присогнув их в локтях как в защитной стойке в боксе.  Со стороны, наверное, это выглядело довольно комично, но меня это не волновало, потому что я была ошеломлена и напугана.
- Вот же ж не думал, что встретимся!  Тебе это вот просили передать, -  парень положил на кровать какой-то свёрток, потом посмотрел на меня и засмеялся, -  да выйди ты из угла, что ты так хаваешься?  Я ж не кусаюсь.  Меня, кстати, Гера зовут.
- Гера?  Это что, Германий что ли? -  я медленно опустила руки и сделала пару шагов навстречу.
- Да бог с тобой! -  засмеялся он, -  Герасим.  Восемь на семь!  Родители пошутили.
Парень снова улыбнулся и присел на край моей кровати.  У него была яркая внешность, симпатичная даже.  И, вроде бы никакой опасности от него не было.  «Хотя, тут ключевое слово «вроде бы».  Никому верить нельзя».  Я тоже присела на кровать, но к свёртку не притронулась.
- Там что?
- Ну не бомба же, -  рассмеялся Герасим, -  обнова там тебе, да предметы первой необходимости.
Помедлив, я всё-таки развернула свёрток и заглянула внутрь.  Расчёска в упаковке, зубная щётка и паста не из дешёвых, полотенце, чистое.  И, самое поразительное -  новые джинсы!  Точно такие же, как мои, только новые и точно моего размера.
- Это что же мне что ли? -  выдохнула я, всё ещё ничего не понимая.
- Думаю да, -  отозвался Гера, наблюдая за мной, -  мне-то штанцы маловаты будут.
Я не выдержала и рассмеялась.  Забавный был этот парень.  Открытый и простой.  Не такой как всё окружение Клима, так что смех у меня вырвался сам собой.
- Так это от Клима что ли?  Я что теперь должна за это что-то?
- Конечно должна, -  парень вольготно расположился на моей кровати, положив ногу на ногу, но на мужской манер, -  должна понять, что если б они тебя вальнуть хотели, то давно бы сделали уже.  А если б в заложницах держали, то обновы явно бы не присылали.  Клим он не зверь.  Он такой же человек, как и все.  Ну бандит, ну с кем не бывает.  Но человек же ж.  И ничто человеческое ему не чуждо.
Я обратила внимание, что, когда Гера говорил, он внимательно смотрел мне в глаза, наблюдая за моей реакцией.  Его тёмные глаза будто гипнотизировали.  Хотелось ему верить, но я была всё ещё слишком напугана.  Видимо он это понял, потому что хлопнул меня по плечу как старую подругу и сказал:
- Лады, не куксись, подруга.  Хошь скрашу твоё одиночество?  Расскажу тебе, например, как я первый раз в одесском порту кошелёк слямзил!
- Погоди-ка, Гера, -  я тронула его за руку и осмотрелась.
- Чего такое?
Не ответив, я поднялась с постели и стала ходить по комнате, осматривая потолок, стены, углы.  Не прошли даром рассказы дяди Гены о том, что в шпионской работе камеры могут быть какого угодно размера и спрятаны могут быть где угодно.  Здесь шпионов конечно, не было, но, мало ли…  Камер я не нашла, но решила перестраховаться.  У меня не забрали рюкзак и всё, что в нём -  тоже, потому, достав первую попавшуюся тетрадь, я вырвала из неё листок и написала на нём: «мама, это я, Лена, я жива.  Люська правду сказала.  Я не могу сказать, где я, но меня не обижают.  Скажи Машке, чтобы не волновалась».  Закончив, я отдала письмо Гере и шепнула на ухо:
- Отнеси его по адресу…. -  дальше я шепнула ему адрес, -  Пожалуйста.  И я выслушаю все твои истории.  И вообще тут буду паинькой.
Гера повертел листок в руках, прочитал написанное, подумал, реезко посерьёзнев, потом сказал тихо:
- Мать -  это святое.  Сделаю.
- Спасибо тебе.
Я улыбнулась парню.  Не знаю, почему, но отчего-то я решила, что можно довериться ему, что он не обманет хотя бы в этом.  «А, даже если и обманет, что такого?  В записке всё то же, что я передавала Люське по телефону.  Просто лучше будет, если мама лично увидит мой почерк и поймёт, что это писала я.  Кроме того, Герка вроде бы мой ровесник, у самого ведь, наверное, и мама и папа есть.  Он наверняка поймёт…»

                                                     ***

    В последующие полтора часа Гера развлекал меня рассказами о своём детстве, которое прошло в солнечной Одессе.  Из его рассказа я поняла, что он из очень бедной семьи и воровать начал очень рано, а потом, спрятавшись на торговом судне и вовсе сбежал с исторической родины сюда, в Россию, правда прихватив с собой все свои документы и даже взяв из дома свидетельство о рождении.  На мой вопрос о том, для чего же Гере нужен был наш мрачный холодный Питер и чего ему не хватало в солнечном городе у моря, он ответил просто, разведя руками:
- Лучшей доли захотелось, понимаешь?
Я, конечно, не понимала, но Герены рассказы были смешными, лёгкими.  Даже о том, как он впервые побывал в милиции он рассказал так, что я покатывалась со смеху.
- И тебя что же мама за кражи не ругала?
- да что б она ещё знала! -  смеялся парень, -  Она на привозе весь день, отец в порту, а мне что?  Свобода!  Да и семье помощь.  Отец однажды решил меня за это выпороть.  Портки с меня снимать не стал, да как-ремнём-то ударил, у меня в карманах так мелочь и зазвенела.  Он так ошалел, что даже забыл, как ругаться.  У нас ведь даже мелочью свободных денег тогда столько сроду не было.
Я снова засмеялась.  В этот момент в комнату вошёл Толян:
- Собирайтесь, молодёжь!
- Куда? -  мгновенно побледнев, ответила я.
Бандит хохотнул:
- На шашлыки поедем.  К озеру.
- Что?  Да не хочу я!
Я отступила на шаг назад, но тут же натолкнулась на стоящего позади Геру, который чуть приобнял меня за плечи и шепнул:
- Ты ж обещала быть паинькой.  Если будешь злить их -  мама расстроится.  А так, покатаемся да вернёмся.
Тон Герасима был уверенным.  Взгляд бойким и весёлым.  «Как же он их не боится-то?  Хотя, он парень, может, ему и проще».  Всё ещё сомневаясь, я пожала плечами:
- Хорошо, пойдёмте.
Я уже собралась выйти из комнаты, когда на её пороге «вырос» Клим.  Он улыбался и взгляд у него был добродушным:
- Не, красавица, так не пойдёт.  Обнову я тебе зачем подогнал?  Переоденься, причешись, умойся.  Ты ж не чушка парашная в самом-то деле, а приличная девушка.  Парни -  на выход.
Все трое тут же покинули комнату.  Я не поняла, кто такая «парашная чушка», но вот то, что меня назвали не девочкой, девкой, девчонкой, а именно девушкой мне польстило и даже понравилось.  Я даже ощутила себя взрослее что ли.  Правда сохраняющееся ощущение какого-то фарса и абсолютной непонятности ситуации сохранялось: «чего это они меня все, вдруг, так обхаживают будто я золотая антилопа какая-то?  Ладно, главное живой остаться, и чтобы Герасим этот не обманул.  Ха-ха, смешной, всё-таки, парень!»  Вздохнув, я начала переодевать джинсы, а потом приводить в порядок лицо и волосы.  Несмотря на ситуацию настроение у меня, всё-таки, немного улучшилось.  Пусть и временно. 

                                                          ***

    Мы с Герой сидели на заднем сидении большого чёрного джипа.  Не такого, как у Димы, а побольше и, как мне показалось, покруче.  Впереди ехала ещё одна машина, в которой сидел Клим, позади ещё две машины его подручных.  В нашей машине рядом с водителем сидел Толян и всю дорогу жевал клубничную жвачку, запах от которой распространялся по всему салону.  Вместо ожидаемой мной подсознательно музыки стиля шансон играла «Комбинация».
- Американ бой, уеду с тобой! -  подпевал водитель, абсолютно не попадая в ноты (за водителя был крупный лысый детина с абсолютно тупым безразличным взглядом, для которого, как мне показалось, было абсолютно безразлично, кого, куда и зачем везти).
Мне показалось очень забавным, что песню «Американ бой» поёт мало того, что мужчина, да ещё и такой несуразный.  Гера, откинувшись на сидении цепким взглядом рассматривал всё, что было в машине, -  от обивки сидения, до пристроенной к бардачку самодельной пепельницы.  Похоже ему не приходилось ещё ездить в таких дорогих машинах.  Впрочем, как и мне.
- А расскажи о себе, -  вдруг, попросил парень.
- Да, чего рассказывать? -  немного смутилась я, -  Учусь в школе, иногда прогуливаю….
- Ага, -  заржал с переднего сидения Толян, -  особенно сейчас.
- Из-за вас, между прочим!
- Чё?  Из-за меня? -  Толян возмущённо развернулся к нам, -  Да если б не твой долг тебя б тут вообще бы не было!
- Да изначально вообще…. -  начала было возмущаться в ответ я, но лысый водитель притормозил:
- Харэ базары разводить.  Приехали.
Я посмотрела в окно машины.  Место, куда нас привезли летом, наверное, было сказочно красивым: сосны, небольшая поляна, а рядом озеро.  Правда сейчас, в середине ноября оно уже подёрнулось зябкой рябью от ветра, а скоро и вовсе покроется корочкой льда.
    Мы вышли из машины.  Бандиты из других машин нашего картежа сделали то же самое.  Все тут же разбрелись по полянке.  Кто-то поставил мангал и раскладной столик.  Появились какие-то продукты, алкоголь, шампуры и одноразовая посуда.  «Похоже, это и вправду просто выезд на шашлыки, без всякого двойного смысла, -  думала я, наблюдая, как бандиты разжигают костёр и расставляют складные стулья, -  но вот для чего я здесь?  Не понимаю».  Дверцы одной из машин распахнули настежь и из них загремела музыка.
- Гуляем, братва! -  задорно крикнул кто-то из бандитов, вскинув вверх руку с двумя бутылками водки.
Остальные поддержали его радостными выкриками.  К нам подошёл Клим и, отозвав зачем-то Геру в сторону, крикнул Толяну:
- Определи там место нашей даме.
- Эмм-м, это самое, ну, пошли, короче.
Толяну явно никогда не доводилось быть галантным кавалером, потому что он взял меня под локоть и силой поволок за собой к тому месту, где уже был установлен раскладной столик, а поодаль от него, на мангале уже начали готовиться первые шашлыки.
- Слушайте, может, я это… в стороне посижу тихонько? -  робко спросила я бандита, но тот остался непреклонен:
- Шеф сказал к коллективу поближе.  Да не боись, никто тебя тут не тронет.
«Ага, прямо одни ангелы на райском поле».  Промолчав, я проследовала за Толяном и села на один из стульев, наблюдая за обычной для выездного пикника суетой.  Клим и Гера о чём-то разговаривали у машины.  Клим что-то втолковывал парню, тот кивал, пару раз, правда, посмотрев в мою сторону.  «Не иначе как насчёт меня сговариваются, -  думала я, обнимая себя руками за плечи, -  вот сейчас шашлыки с музыкой, а потом тоже с музыкой, но только похороны.  Мои».  Страх накатил с новой силой.  Но тут вернулись Гера и Клим.
- Так, дети мои, а теперь групповое фото! -  весело сказал Клик, -  Поднимаемся, и вон туда, к костру поближе.  На брёвнышко.
- Ой, а это зачем? -  спросила я.
- Ну как же, -  улыбнулся вор, -  ты для меня такие ценные документы добыла!  Хочу запечатлеть такую добытчицу в кадре.  На память.
Словно учеников для школьной фотографии, Клим согнал всех нас к костру.  У кого-то в руках были стопки водки, у нас с Герой по шампуру со свежим ароматным шашлыком и кольцами лука.  Кто-то стоял, кто-то сидел на корточках.  Мы с Герой рядом на бревне.  Сам Клим стоял позади нас и его руки были на моём и на Герином плече, словно руки покровителя на плечах своих подопечных.  Знала бы я, как точно будет моё сравнение в дальнейшем, постереглась бы озвучивать такое даже в мыслях.  Снимал нас один из бандитов на модный «Палароид», который воспроизводил моментальную фотографию.  Так получилось, что во время съёмки Гера сказал что-то очень смешное, так что на губах у меня была улыбка. 
- Всё, гуляйте, братва! -  зычно сказал Клим, идя к своей машине, -  Молодняк не обижать!
После этого вор в законе сел в свой автомобиль, где его уже ждал бессменный водитель, и уехал по своим делам.  Я удивлённо посмотрела ему вслед, но Гера тут же отвлёк меня:
- Ты шашлык-то ешь, пока не остыл.  Тебе ж его не только для фоткки дали.  И всё-таки жутко интересно, через что ты в такой блудняк влетела?
- Да не знаю, с чего и начать, -  в который раз начала свой рассказ я.
На этот раз нам никто не мешал, а Гера был очень интересным собеседником и, что не менее важно, внимательным слушателем...

                                              ***

    Ирина Маркова взяла на работе больничный.  Со дня пропажи дочери она не могла сосредоточиться ни на чём и ни на ком.  Прошло уже три дня, а кроме туманных слов Машки Рябининой, полученных от Люси Кучеренко о Лене, не было никаких вестей.  Женщине было до того плохо, что возникло желание даже написать Коле -  отцу Лены, который сейчас находился в дальнем рейсе в Прибалтике.  Но пока рядом был брат, она решила не волновать мужа.  В конце концов, может быть всё и образуется и Ленка вернётся.  А у Николая было больное сердце.  Зачем зря тревожить.
    Пока Геннадия не было, Ирина решила спуститься к почтовому ящику, чтобы проверить почту.  Мало ли что пришлют.  Например, счета за квартиру.  В почтовом ящике действительно оказался конверт.  Но конверт странный, не почтовый, без индекса и марок.  На простом белом конверте было написано: «полковнику Маркову».  Ирина повертела конверт в руках не зная, можно ли его вскрыть.  Надпись была сделана не от руки, а, по-видимому, напечатана на компьютере.  Значит, наверное, с работы.  Значит это что-то секретное.  «Хотя, с другой стороны, он уже не сотрудник КГБ, -  думала женщина, поднимаясь по лестнице к квартире, -  да и КГБ-то уже никакого нет.  Если бы это с работы было, был бы индекс московский, обратный адрес, а тут -  ничего».  Зайдя в квартиру, женщина тут же прошла на кухню и, не в силах побороть чисто женское любопытство, вскрыла конверт.  В конверте лежала одна лишь фотография «палароид» с прикрепленной к ней полоской бумаги.  Когда Ирина внимательно всмотрелась в цветной снимок, сердце её бешено заколотилось, а в глазах на секунду потемнело.  На фото была Ленка!  Её Ленка -  живая и здоровая!  И даже вполне себе весёлая.  Она сидела у костра с шашлыком в руках и, по-видимому, слушала рассказ какого-то черноглазого паренька еврейской наружности. 
- Господи, она жива! -  на глаза женщины навернулись слёзы радости.  И в этом своём порыве эмоций она даже не заметила, какие люди стояли вокруг её дочери и что с центра фотографии на неё смотрел самый влиятельный в Питере криминальный авторитет Юрий Климов, по прозвищу Клим.  А надпись «легавым отомстят родные дети» выведенную аккуратным каллиграфическим почерком на полоске бумаги, прикреплённой к фотографии она и вовсе не прочитала.  В это время повернулся ключ в замке -  вернулся Геннадий.
- Ира, это я, -  как всегда обозначил своё появление полковник.
Маркова-старшая побежала к нему, размахивая фотографией и проговорила, радостно повиснув у брата на шее:
- Гена, она жива!  Наша Ленка жива!
Она показала фотографию Геннадию.  Всмотревшись в неё, полковник Марков побелел как полотно.